мозгу долгожданный колокол прозрения. Нет, ничего. Полная тишина.
Себастьян поставил кофейник, и Клер усилием воли переключила внимание на диктофон - он как раз находился возле ее правой руки.
- Пишешь статью? - поинтересовалась она. Себастьян не ответил, и она подняла глаза.
Солнце заглядывало в окно и освещало сильное плечо и небритую щеку. Скользило по темной щетине и тонуло в длинных густых ресницах. Подняв кружку к губам и не сводя пристального взгляда с Клер, Себастьян дул на горячий кофе>.
- Пишу? Это слишком громко сказано. Скорее бесконечно печатаю и стираю один и тот же начальный абзац.
- Застрял?
- Похоже на то. - Себастьян отхлебнул кофе.
- Со мной такое тоже порой случается. Как правило, это происходит потому, что я еще не до конца продумала сцену, или смотрю на героев и события предвзято. И чем больше пытаюсь форсировать ситуацию, тем глубже увязаю.
Себастьян опустил кружку, и Клер решила, что сейчас последует какое-нибудь презрительное замечание в адрес сочинительниц сентиментальных романов. Она еще крепче сжала край стола, взяла себя в руки и собралась выслушать краткую лекцию о важности работы журналиста и ничтожности любовных фантазий для скучающих домохозяек. Ведь даже собственная мать стеснялась ее работы, считая романы банальными и пошлыми. Так чего же можно ожидать от такого гениального автора, как Себастьян Вон?
Однако великий журналист не пустился в снисходительные рассуждения, а продолжал, молча смотреть на нее - так же внимательно, как и раньше. Словно пытался что-то понять.
- Может быть. Но со мной такого еще не случалось. Никогда не застревал, тем более так безнадежно.
Клер, молча, ждала продолжения монолога. Готовилась к тому решающему моменту, когда он подойдет к профессиональным рассуждениям и произнесет безжалостный унизительный приговор. Она давно привыкла защищать и себя, и свой жанр, и своих читателей, а потому без особого труда смогла бы отразить любой выпад. Но Себастьян лишь спокойно потягивал горячий душистый кофе. Клер склонила голову, и сейчас уже она посмотрела на него так, словно пыталась что-то понять.
Теперь пришла очередь Себастьяна спросить:
- По-моему, вчера я упомянула о том, что пишу сентиментальные романы. - Она сочла необходимым бросить вызов.
- Да, упомянула. Как и о том, откуда берутся представленные там откровенные сцены.
Точно. Было такое. Черт возьми! Этот провокатор довел ее почти до безумия, и она действительно успела наговорить немало глупостей. Если бы можно было отказаться от собственных слов! Хотя бы от тех, которые возвращались и мучили. От вызванных гневом, болью и обидой! Что делать? В момент тревоги не удалось сдержать желания сравнять счет, не удалось спрятать уязвленное самолюбие за привычным фасадом невозмутимой любезности!
