– Какая там идеология? Дожрём остатки Россиии начнём вырождаться как следует, слава тебе, Господи.
Коваленский посмотрел на меня остро, с любопытством.
– Сказано лихо. Но ценности – не имеет. Вот потому либералов и не приспособить к государственной работе – нет креатива. То, что ты сказала, всем известно. Это известно и бизнесу, и губернаторам, и верхушкам всех партий, и Кремлю, разумеется. Запас прочности – лет на пять-семь. Потом, Сашенька, обвал. Большой системный обвал. Придёт настоящая расплата за развал Союза. Все болячки – демографические, сырьевые, национальные, жилищно-коммунальные, – все дадут метастазы. Поэтому сейчас приличные средства отпущены на развитие сил стяжения, прежде всего – на местный патриотизм федерального подчинения.
– Наш губер и так патриот под завязку. Публичный дом хотел построить – первый в России. Каждый месяц новый памятник открывает.
– Чувства мало, нужен разум.
– Ты будешь изображать разум нашего губернатора? Ой, Лёва, ты надорвёшься.
– Ты ничего не понимаешь, – сердито заявил Коваленский. – Я с ним плотно работаю, он парень с тараканами, как все они, но вменяемый. Кстати, могу тебе найти хорошую должность. Хочешь на руководящую работу? Заместителем в правительственный вестник? Или в комитет по печати?
– Ты бы сам укрепился, а потом должности раздавал. У нас в провинции аппетит нервический – съедят целым куском и не моргнут.
– За твоими речами, за всем твоим красиво обустроенным фасадом чувствуются гранитные валуны убеждений. Может, выпьем коньячку и ты мне о них расскажешь?
– Пить не буду, мне завтра вставать в семь утра, а поговорить могу. Мы раньше подолгу разговаривали, если помнишь. Убеждений твёрдых, как ты говоришь – гранитных, у меня нет. Да и у тебя их нет, не ври. Но сознание работает, перемалывает информацию, так что мешочки с мукой для собственного потребления я скопила. Это, Лёва, всё доморощенное, ручное, единоличное. Кустарный промысел – не суди строго, куда мне до вашей фабрики…
Мы уселись на кухне, где по-прежнему стоял чудный буфет, разукрашенный резчиком – виноградные гроздья, ангелочки, не лишённые половых признаков. Коваленский достал хрустальный графин с коньяком и тарелку с нарезанными сырами. Для меня нашлась бутылочка «Эвиана». «Патриот новоделанный, – подумала я. – Не «Святой источник» пьёт, а воду французских Альп. Нет, никогда этим лицемерам не дойти до аксаковской честности. Любишь родину – ешь, пей своё, одевайся вместе с народом – в родное, в китайское!» Даже по едва заметному нежно-ленивому всплеску внутри графина, когда хозяин ставил его на стол, было понятно, что грамм этого коньяка стоит
