Или, может быть, это был как раз тот случай, когда правая рука не знает, чем занята левая? Бардака хватает везде, и Секретная Православная Служба не исключение. Хорошо, если все объяснится головотяпством… Но только Ликтор торчит здесь уже не первый год, и было достаточно времени, чтобы разобраться.
– Убедился? – спросил Ликтор. Он положил локти на стол и подался к Пантелеймону. – Подозрения сняты?
– Ни в коем разе, – откликнулся тот. – Напротив, они усилились. Ты все усложнил, а оно мне надо?
Сохранять инкогнито было бессмысленно, но и полностью раскрываться он не собирался.
Ликтор изобразил удивление:
– Это почему же?
– Да потому… Что ты здесь делаешь? Кто ты такой?
Тот покачал головой:
– По меньшей мере, странно слышать такое от незнакомца, постучавшего в дверь. Это я у тебя должен спрашивать, кто ты такой и зачем пожаловал… Разве не логично? Это диктуется хотя бы обычной вежливостью.
– Оставь демагогию. Ты прекрасно понимаешь, почему я спрашиваю, – особенно теперь, когда ты надумал засветиться. Если ты выполняешь здесь некое задание, то в Инквизиции об этом ничего не известно. Инспекторы, которых сюда направляли, сгинули без следа. О Зуевке ползут странные слухи, ты молчишь, информации ноль. Эти претензии я выдвигаю на случай, если ты и впрямь тот, за кого себя выдаешь. Если же ты только звон слышал – хапнул корочки, вывел тату да прикинулся нашим, то это вскоре выяснится, я тебе обещаю…
Пока он говорил, Ликтор внимательно присматривался к нему, после чего неожиданно изрек:
– Ты ведь мелкого чина. Не выше протодьякона. Угадал?
Челобитных снова смешался на миг, но быстро взял себя в руки.
– Что тебе до того?
– Ничего. Просто у меня глаз наметан. Я-то сам архиерейского звания… и если ко мне присылают протодьякона, то это не просто сотрудник с проверкой, а нечто принципиально иное…
Очередная пропущенная подача.
Ликтор продолжил:
– Тогда ты не можешь доподлинно знать, что здесь творится. Не твоего уровня вопрос. Я это допускаю и готов тебя просветить.
Подумав, Челобитных ответил:
– Хорошо. Я ничего не теряю, но учти, что каждое твое слово подвергнется скрупулезной проверке.
– Если успеешь проверить. Времени и шансов у тебя не так много. И ты до сих пор не ответил, кто ты есть и зачем пришел.
– После, – жестко отрезал Пантелеймон. – Без комментариев.
Ликтор не стал настаивать.
– Ну, будь по-твоему. Как-никак, одно дело делаем. – При этих словах Челобитных невольно поморщился. Несмотря на то, что Ликтор пока не сделал ему ничего плохого, – наоборот, всячески выказывал гостеприимство и вообще добрую волю – Пантелеймон относился к нему, можно сказать, предвзято, будучи заранее убежден в обратном. Подозрения Инквизиции, пусть даже они ложны или попросту выдуманы, перевешивали любое дружелюбие – так уж Пантелеймон был воспитан.
