— Милая моя, — сказал любитель острых ощущений, — теперь за мои воспоминания я хочу тысячу лир.
Филиппо, уступая просьбе Сусанны, выложил еще десять лир. Любитель острых ощущений положил их в карман.
— Я вспоминаю, — сказал он, — что мне надо сходить на следующей станции, потому что я еду в Сан-Грегорию для участия в большой охоте на волка.
Теперь поезд, который все время взбирался по горному склону, замедлил ход, как бы давая понять, что впереди станция, и его колеса покатились, как по вате, среди безмолвного снежного царства. В купе все молчали, заснув в разных позах. Филиппо погасил свет, натянул одеяло на голову и, засыпая, прикрыл глаза; вагон дернуло, и ему на глаза свалилась шляпа Баттисты. Старик встал, положил ее на место, снова лег и закрыл глаза. Прошло совсем немного времени с тех пор, как он задремал, когда на цыпочках вошел вор. Филиппо, почувствовав, что у него шарят под одеялом, открыл один глаз, увидел преступника.
— Не будите меня, пожалуйста, — сказал он, — бумажник лежит в правом верхнем кармане брюк.
О, как приятно на поезде мчаться,
Горы, равнины, моря — это счастье!
Въехал в тоннель, искрами брызжет,
Катится гладко, катится быстро,
Перед мостами — гудок, и искрит,
Въехал на станцию, встал и стоит.
О, как приятно на поезде мчаться,
Под голубыми огнями качаться;
Все места заняты, места держись,
Можно курить, заходи и садись.
Плавно качается, едет вперед,
За поворотом идет поворот.
Вот на подъем, на подъем, на подъем
Тащит вагоны с великим трудом,
Катят вагоны, будто бредут,
Снова подъем, в белом саду,
Там, где рядами елки встают,
Ждут Рождества, Рождества они ждут!
Когда стали ездить на поездах, начали сожалеть о почтовых дилижансах и говорить, что по-настоящему можно было путешествовать только на них. Когда начнут передвигаться только по воздуху, начнут сожалеть о поездах и говорить, что настоящая поэзия путешествия заключалась именно в них. Придет и время, когда начнут сожалеть о самолетах, потому что придумают невиданные еще средства передвижения. Потом начнут сожалеть и об этих невиданных средствах передвижения. Верно, в скорых международных поездах есть своя поэзия, которая проявляется, когда, в час заката они мчатся по бескрайним просторам с низкими облачными горизонтами. Не говоря уже об огромных сверкающих окнах, по которым хлещет дождь, о розовых абажурах в вагонах-ресторанах, о платочках, которыми машут в окна, с уголками, мокрыми от слез.
Но будут жалеть не столько о международных скорых, сколько о маленьких поездах, которые тащатся в гору зимними вечерами.
