— А я Вера… — улыбнулась девушка. Илья ответил ей улыбкой, но на этот раз несколько растерянной. И взял с топчана принесенную с собой книгу. Вера с любопытством глянула на обложку: издательство «Посев», «Краткий справочник-словарь путешественника. Русский — иврит. Иврит — русский». Интересно, зачем эта книга симпатичному мужчине в расцвете лет?
— Скажите, милая Вера, — вкрадчиво спросил Илья, — а на сколько всего уколов меня приговорили?
— На десять, — ответила она. — Вы же говорили с врачом. Это норма.
— Жалко, — неожиданно вздохнул Илья. — Лучше бы на сто. Или на сто тысяч…
И внимательно посмотрел Вере в глаза. И она почему-то смутилась от этого пристального взгляда…
Ни Вера, ни Юля, разумеется, даже не подозревали, что, вернувшись домой, Илья поспешил поделиться новостью с матерью. Они были друзьями и тайн друг от друга почти не имели.
— Мам, я сейчас ходил на укол. А там такая медсестра… Я такой девушки никогда не встречал… Глаза, как два водохранилища. А уколы как делает! Я даже ничего не почувствовал.
— Перестань листать книгу! Лучше ешь спокойно! Почитаешь потом, — строго сказала мать. — И эта твоя необыкновенная медсестра, конечно, не еврейка?
Илья пожал плечами.
— Да какая разница?
Хотя он прекрасно знал, что мать хочет видеть своей невесткой именно еврейку. Только никак не мог понять этой позиции.
— Тебе не о девушках, тебе об отъезде думать надо! — наставительно заговорила мать. — Учи иврит, язык предков. Приедешь в Израиль, все девушки и так будут твои, с такой красотой-то нечеловеческой.
Илья рассеянно кивнул, думая о своем и слушая мать вполуха. Перед ним словно наяву улыбалась медсестра Вера…
— Знаешь, мам… — задумчиво сказал он. — Ты будешь смеяться, но, по-моему, я влюбился.
Мать мягко улыбнулась.
— Илюша!.. Влюбиться — это счастье. Но сейчас оно тебе ни к чему.
— Ты думаешь? — удивился Илья.
Он был уверен, что счастье не может прийти не вовремя.
— Я знаю! — твердо ответила мать.
И Илья впервые в жизни не поверил ей, хотя вырос с убеждением, что мама ошибаться не может. На сей раз перед ним маячили глубокие глаза Веры… Они звали за собой, манили, ворожили… И они оказались сильнее всего остального.
Вера тоже вспоминала Илью. И вечером, и утром, пока мыла в своей тесной кухоньке посуду. На плите варились яйца и деловито шумел чайник. Вера поджидала сестру, изредка посматривая в окно, когда на бульваре громыхал и звенел трамвай. Она любила свой район, свой дом и привязалась даже к этому привычному и родному трамвайному звону и дребезгу под окном.
