Меня пригласили на большой ужин на авеню Марсо — один из тех ужинов, о которых провинциалы думают, что они еще существуют. Что я там забыл? Хозяин дома был выпускник Национальной школы администрации, которого только что назначили руководителем крупной фирмы. Он был моложе меня. Двойной подбородок, розовые рубашки и галстуки с рисунками животных. Приглашенные благоговейно внимали ему, за исключением его жены (Матильда, пятеро детей), которая крутила вокруг своей шеи нитку жемчуга. Женщин действительно раздражают лишь те мужчины, за которыми они давно замужем. Я наблюдал за тем, как эта красивая глупая рожа нахваливает Натали Саррот[60] и министра финансов, только что ушедшего в отставку. За четверть часа до полуночи я был дома.
Она должна была мне сниться. Мод? Почему Мод? Я желал ей всех возможных несчастий. Быть может, я просто боялся того, что она вам обо мне расскажет.
Я перестал спать. Мои ночи превратились в долгие периоды полубеспамятства с чередой зажженных ламп, смятых газет, приоткрытых книг. Я просматривал вестерны в режиме перемотки. Я слегка устал. Пресытился — пожалуй, точнее.
В агентстве не прекращались собрания. Их называли «конференциями». Те, кто помоложе, говорили просто «конфы». Я завершил свою речь о преимуществах Нози-Бэ[61] перед Сейшелами. Заказчик поднялся, убежденный. Он продавал продукты из злаков. Нужно было опять засылать голых девиц на пляж, чтобы побуждать людей объедаться кукурузными хлопьями. Я зевнул. У меня больше не было идей. Американская манекенщица, которая должна была сниматься в ролике, поднялась со своего места, бросив:
— Bye,[62] так и быть, покажу свою попку.
Я окинул взглядом квартиру и напомнил себе, что все это мне не принадлежит. Целая куча специалистов советовала мне покупать. Было чистым безумием платить такую аренду. Я подошел к окну. На улице какой-то тип в ярком спортивном костюме занимался джоггингом. У него-то была физиономия человека, живущего в собственной квартире.
Богатые американки выходят замуж за европейских педерастов. Во всяком случае, я полагал, что чаще всего так бывает. Я с трудом представлял себе парижаночку, исчезающую в лапах семидесятилетнего нью-йоркца. Да, конечно, вы богач. Авторские права продолжают изливать золотой дождь.
С вами все давно ясно, но мне никак не удается возненавидеть ваши книги. Этой зимой их все переиздали в новом переводе. Я перечитал их, как дурак. Это по-прежнему здорово. Мне больно это говорить, но, черт возьми, как же вы были талантливы! Вы были высшей пробы.
