― Да что вы говорите? ― громко расхохотавшись, воскликнул маэстро Бескапи. ― Неужели почтенный аббат, да отзовут его скорее небеса и приобщат там к синклиту избранных натур, ― сумел своей слезной водицей, которую столь обильно проливает, отмыть добела мавра?
― Еще раз спрашиваю вас, маэстро Бескапи, ― сказал Джильо, еле сдерживая гнев, ― угодно вам продать мне за мои полновесные дукаты нужный мне костюм или нет?
― С удовольствием! ― превесело ответил Бескапи. ― С удовольствием, мой любезнейший синьор Джильо.
С этими словами он открыл комнатку, где висели самые роскошные и красивые наряды. Джильо бросился в глаза полный комплект платья, действительно очень богатого, но своей удивительной пестротой несколько фантастичного. Маэстро Бескапи сказал, что это очень дорогое платье и вряд ли будет Джильо по карману. Но когда тот, изъявляя настойчивое желание купить его, вытащил кошелек и попросил назначить любую цену, Бескапи заявил, что никак не может продать ему этот костюм, ибо он предназначен для одного иностранного принца, точнее сказать, для принца Корнельо Кьяппери.
― Да что вы говорите? ― воскликнул Джильо, полный восторга и экстаза. ― Значит, это платье сшито для меня. Вам повезло, Бескапи! Перед вами принц Корнельо Кьяппери, который обрел у вас свою внутреннюю сущность, свое «я»!
Едва Джильо произнес эти слова, как маэстро Бескапи сорвал с вешалки платье, позвал подмастерья и приказал быстро сложить все в корзину и нести за светлейшим принцем.
― Оставьте у себя ваши деньги, всемилостивейший принц! ― воскликнул портной, когда Джильо хотел ему заплатить. ― Вы, вероятно, спешите. Ваш покорнейший слуга уверен, что не останется в накладе... Надо думать, белый мавр возместит ему эту небольшую затрату. Да хранит вас бог, сиятельный князь!
Бросив гордый взгляд на портного, который то и дело сгибался в изящном поклоне, Джильо сунул в карман фортунатов мешок и удалился вместе с красивым нарядом принца.
Платье так прекрасно сидело на нем, что Джильо от великой радости дал подмастерью, помогавшему ему раздеться, новенький блестящий дукат. Но тот попросил его дать взамен два настоящих паоли, ибо он слышал, будто золото театральных принцев ничего не стоит, что это простые пуговицы или фишки. Джильо в ответ выбросил за дверь слишком умного подмастерья.
Перепробовав перед зеркалом самые красивые, изящные жесты, вспомнив самые невероятные монологи героев, страдавших от любви, и проникшись полным убеждением в своей неотразимости, Джильо с наступлением сумерек смело отправился во дворец Пистойя.
