Мы — я и моя спутница — давно уже перестали роптать, выяснять отношения, доискиваться, кто первый все это затеял, — мы берегли силы и, сжав зубы, перли по необъятному болоту куда глаза глядят.
Ноги то и дело соскальзывали с кочек — срывались в липкую муть, я останавливался по колено в воде и дико озирался. Под подошвами чавкал то немецкий сексофоник, то японская голокамера, а то и вовсе французские духи. Нет-нет, я не говорю, что на болоте воняло. Там пахло довольно изысканно, я бы даже сказал, элегантно, да что говорить, мы бы и не удивились, если бурая жижа на вкус оказалась бы, например, черепаховым супом на первое и рагу из куриного филе с шампиньонами под соевым соусом на второе.
Вы должны иметь приличных, хорошо одетых детей, а ваши дети тоже должны иметь хорошую квартиру и детей, а их дети — тоже детей и хорошие квартиры, а для чего это — черт его знает.
А. Чехов. «Записные книжки»
Фант косится на Иоланту. Теперь ему важно, чтобы она не проснулась до того, как он закончит. Само вдохновение спустилось на мягких крыльях к Фанту, и он твердо знает, что не встанет со скамейки, пока не поставит в ЭКСПОЗИЦИИ последнюю точку.
5. Мы с женой и предполагать не могли, что нам уготовят такой роскошный подарок. Конечно, повод был не маленький — зачатие ребенка, — но все же недостаточный, на наш взгляд, чтобы дарить нам дом. И не просто дом, а Хоромы, и не просто хоромы, а ДВОРЕЦ.
Вереница лимузинов остановилась перед фасадом, старшина милиции любезно открыл нам дверцу, мы разъединились, вылезли и ахнули от изумления. Перед нами расстилался, и простирался, и высился, и красовался пятиэтажный особняк.
— Это все нам? — спросили мы, падая одновременно в обморок и в объятия друг другу.
— Вам, вам, — успокоили нас, — кому же еще? Вы одни у нас такие, счастливые…
Где мне раздобыть краски, откуда взять слова, чтобы описать это чудо архитектуры? С чем сравнить его: с «Тысячью и одной ночью»? С послеобеденным сном народного депутата? С садами Семирамиды? С чем?
Фасад здания украшал изумительный портал, причем дорический, на что указывали абаки над пилястрами, и это никоим образом не дисгармонировало с общим видом здания, сверхсовременным по стилю. Хотя, вполне возможно, модернистский облик его как раз и создавался сочетанием разных стилей и эпох, а эклектикой тем не менее даже не пахло.
Сами пилястры были выполнены в виде грифонов. Из разинутых пастей грифонов пыхало разноцветное пламя — самое что ни на есть настоящее. Особенно впечатлял грифон с языком салатово-зеленого огня. Не исключено, что и сами грифоны были настоящие, мы на это как-то не обратили внимания.
