Он сердито дернул дверь. Захлопнувшись за его спиной, она отрезала гул и треск работающего завода. В управление Лагин шел по вычищенной дорожке, обтаявшей, с удовольствием чувствуя, как весенний ненастоящий холод прихватывает нос и уши. Теперь он возьмет парторга за хобот. И директора тоже. Расселись, административные коты. Надо выбросить эти семь станков к черту, продать их на другие заводы, а себе оставить три новых и к ним прикупить еще. Дорогие? Пустяки, это оправдается, — распалялся Лагин. И пусть добавят зарплату. Сколько там выполняют парни? Двести пятьдесят? Работают неплохо, кое-что в станках петрят, они росли уже в ту пору, когда механика — так, а электроника — ого! Но парни ни черта не понимают в настоящей работе. Так пусть же добавят денег, чтобы шли на станки настоящие, сивые мастера, с окалиной. Чтобы выверили программы и этим освободили наладчиков от постоянных хлопот, а цех от простоев. И так работы выше головы. Вон, литейщики опять запороли реле, а главный, Альберт Павлович, зовет к себе осуществлять конструкторские мечты. «А не то ворвусь прямо к директору», — решил Лагин. И все сделал. Задал жару парторгу: ударил ногой дверь и закрыл ее тоже пинком. А тот сидит, улыбается, как идол. Впрочем, с Лагиным он согласился, и уже вместе они пошли к директору.
Там Лагин дверь пинать не стал. Да и не разберешься без секретарши, где дверь кабинета, а где — шкафа, в котором лежат дела.
— Что ты скажешь насчет четырехсот рублей в месяц? — спросил директор, дождавшись, когда Лагин выдохся и замолчал.
— Дело ваше, — буркнул Лагин.
— Понимаешь, Нифонт, он еще кое-что тебе скажет. Ты послушай.
И тут Лагин кинул идею о месячнике рационализации.
— Полагаю, что ко дню рождения Владимира Ильича… — сказал парторг.
— Хорошо. А четыре сотни мы попробуем выкроить так… — и директор задумался.
— Не сделаете, Марь Семенне пожалуюсь, она на обком вытянет обоих.
И, пригрозив, Лагин пошел в литейку через инструментальный цех. Но пройти не удалось, его окликнул «Семьсот процентов». Что-то у него случилось со станком, а справиться не мог (в девяти десятых случаев справлялся). Уважительный мужик, такому не откажешь. Лагин помог. Он даже был рад, что «Семьсот процентов» позвал его. А так как он был не то что другом Семена Герасимова, а, скорее, хорошо осведомленным о нем, то спросил:
— Как Семенов парень?
— Выкрутится, молодой.
— А чего ему в самом деле? Порода рабочая, кость железная.
