Но в то же самое время какой-то уголочек мозга нашептывал Семену Герасимову, что выйди сюда мужик-охотник, он не промахнется. Что он, Семен, командир отряда, рабочий, коммунист, большая хорошая мишень, ляжет тут навсегда. «Уйди, уйди», — жужжало опасение, но все Герасимовы были упрямы.
— Ан не уйду, стану сидеть, — сказал лесу командир.
Петр Герасимов в конце концов выстрелил.
И Семен Герасимов, подброшенный предсмертной судорогой, сделал в воздухе коленце и лег.
Но отряды красных не ушли отсюда. Наоборот, даже остервенели, перестали брать пленных. И Петру один был выход: уходить в город, под защиту к старшему братану. Ох, не дай Бог, красный фельдшер вскроет кожаного и вынет из груди пульку, личную, потому что в пулелейке был особенный знак Петра, который показывал, что на охоте зверя (сохатого, медведя, забредшего сюда косматого оленя) убил именно он.
И вот теперь меченая пулька могла обернуться против него. И убить.
Уходить, уходить… Петр взял бердану в руку и рванул на юг.
Весна была свирепая. После ростепели снова холода и опять снег и даже метели.
Обмерзший, обтрепанный, страшный, он в пургу подходил к городу в середине мая. Оставалось последних верст двадцать, самых тяжелых, когда попался мужичок, чудо-чудное, наехал на легких розвальнях. Везла его бодрая маленькая лошадка, поседелая от инея.
Он спросил:
— Куда бредешь, человече?
Петр обернулся к нему, заросший, весьма страховидный. Но мужичок его не испугался.
— Замерзаю, — сказал Петр. — Подвези до города.
— Там красные.
— Все одно, подвези.
— Много вас здесь бродит, — сказал холодно ездок. — А что дашь мне?
— Нечего мне давать, — сказал Петр. — Спаси мою христианскую душу.
А сам подумал: «Брошусь на него — не справлюсь, ослаб. Жаль, что все пульки по дороге израсходовал».
— Ты, паря, на меня зверем не гляди, — сказал мужичок. — Мы тут ученые, у меня, вишь, топор. Вот он. А ежели отдашь мне бердану — все одно, я вижу, зарядов у тебя нету — тогда подвезу.
— А кто в городе? — спросил Петр, вдруг заинтересовавшись этим, так как забрезжило спасение.
— Тебе не все одно, коли не дойдешь, а сдохнешь?
— У меня больше ружей нет.
— А на хрен тебе в городе бердана? — возразил сердито мужик. — Кого там стрелять будешь? Ворон? А я бердану люблю за тяжелую пулю, ею медведей валить хорошо. Давай, садись, попонкой я тебя прикрою, хлебца дам. С головой укрою, чтобы не вязались.
И не обманул, доставил, а сам увез в деревню отличное ружье.
