— Значит, совсем отрываешься от нас. Ты за этот год изменилась, это понятно, но все же помни, какими рыцарями мы были для тебя целых десять лет и никому не позволяли дергать за косички.
Мы, растроганно смеясь, повспоминали наше детство, годы в гимназии, тот знаменитый апельсин, который он подарил мне, когда нас приняли в Педагогиум, и как изумленно я спросила тогда: — целый апельсин? Откуда у тебя деньги?! Потом он сказал:
— Вернешься из Артека, не забывай нас, простых сельских учителей.
— Ну да, такой уж ты простой! Это я вернусь через месяц и осенью поеду строго по распределению в свою начальную школу в Алатскиви, стану простой сельской учительницей.
— Да нет, — сказал комсорг задумчиво, — если не будет войны, скорее всего весь наш комитет комсомола пойдёт на комсомольскую работу.
И повторил:
— Если не будет войны.
— Ну какая же в наше время может быть война? Да и начнись она, наша победа в ней — вопрос нескольких дней, ну, недель! — с необычайной легкостью и уверенностью сказала я и снова самозабвенно повторила:
— Еду! В Крым! В Артек!
Он посмотрел на меня внимательно и сказал:
— Ты счастлива. Это хорошо. Только не распускай ребят, будь требовательна. Знаю я тебя.!
Он проводил меня домой. В последний раз. Больше я его никогда не видела.
А до войны оставалось еще так много — целых две недели…
События 1940–1941 гг. разделили мою жизнь на две неравные и совершенно непохожие части. В моём случае говорить о новой жизни, не рассказав о старой — бессмысленно: разные системы ценностей, и нет ничего, что могло бы служить общим знаменателем.
Было детство — наверное, такое же, как и у всех в Эстонии. Хотя я и русская, но деревня, в которой родилась и росла, находилась недалеко от Чудского озера, на эстонской стороне: с 1920 по 1940 мы входили в состав Эстонской буржуазной республики. Дед был крестьянин, мама же получила хорошее образование в Петербурге и учительствовала в нашей школе. Ее учительского жалованья плюс доходов с дедовского сада хватало на мое обучение в Нарвской гимназии. Летом я работала в дедовском хозяйстве, старалась хоть как-то возместить затраченные на мое учение средства. Умела косить и жать, боронить поле и ловко разбрасывать вилами навоз, доила коров. Конечно, тогда мне было тяжело. Теперь я ценю каждый прожитый в деревне день. И не только потому, что любила и люблю сельскую природу. Главным образом за то, что деревенская работа научила меня не бояться никаких трудностей, никакого труда.
