— Мне нравится твое общество, — сказала Глори Карлосу в ответ на предложение брака, — а тебе нужны мои деньги, верно? Ну, я выйду за тебя замуж при одном условии.
— Должны ли мы говорить об этом в такое время, дорогая моя? — осведомился Карлос, целуя ей руки.
— Условие таково: ты подпишешь добрачное соглашение, по которому заранее отказываешься от любой доли моего состояния.
Карлос издал негодующий возглас.
— Даже от одной трети наследства, которую закон гарантирует вдовцу, — сухо добавила Глори. — Я посоветовалась со своим поверенным, и он сказал, что подобный контракт в этом штате будет абсолютно законным, в случае если тебе придет в голову разорвать его впоследствии.
— Как же плохо ты обо мне думаешь, bonita,[8] — заныл Карлос, — если ставишь такое несправедливое условие. Я ведь предлагаю тебе всего себя.
— Это немало, — промолвила Глори, ласково ероша ему волосы (он вовремя удержался, чтобы не отпрянуть). — Поэтому я придумала то, что юристы называют quid pro quo.[9]
— А что это такое, сокровище мое? — спросил Карлос, как будто не знал этого.
— Зуб за зуб.
— Понятно. Ты имеешь в виду срок действия договора? — У Карлоса была острая интуиция во всем, что касалось женщин.
— Вот именно, беби. Дай мне минимум пять лет замужней жизни, и я разорву контракт. Я расследовала твое прошлое, Карлос, и выяснила, что самый долгий срок, который ты проводил с одной женщиной, был менее двух лет. Мой срок — пять лет, после которых ты вступишь в обычные законные права моего мужа.
Они посмотрели друг на друга и улыбнулись.
— Я безумно влюблен в тебя, — сказал Карлос, — но любовь — это еще не все. Ты согласна?
— Безусловно, — отозвалась Глори.
В результате Карлос подписал добрачное соглашение, и их связали не вполне священные брачные узы.
— Я встретила Карлоса в Истхэмптоне, — продолжала Роберта Уэст, — когда выступала летом в репертуарном театре. Это было в конце сезона, и он вместе с Глори прошел за кулисы. Старик директор поднял невероятную суету при виде Глори, но для меня она была не более чем именем, — она ушла на покой, когда я была еще девочкой, — и я видела перед собой только толстую женщину с крашеными волосами, выглядевшую как стареющая Брунгильда[10] из второразрядной оперной труппы и цепляющуюся за руку молодого человека, годившегося ей в сыновья. Но Карлос показался миловидным, и мне, очевидно, льстило его одобрение. В его голосе есть что-то, — мрачно добавила она, — что безотказно действует на женщин. Они понимают, что он сплошная фальшивка, но для них это не имеет значения. Дело не в том, что говорит Карлос, а в том, как он это говорит… Полагаю, я кажусь вам доверчивой дурой.
