— Может, хоть побольней ущипнуть тебя? Чтобы ты возмутился? Закричал?
Женя негромко смеется, он даже смеется, точно отец, неуловимо для себя и в этом подражая ему.
«Ну и Пат! — думает он. — Чтобы она ущипнула меня!»
Это были не вспышки — не взрывы. Точно где-то далеко громыхал гром, но из-за расстояния звука не слышно, видны только всполохи, и потому гроза не страшна, она вдали.
Вдали и никогда не приближалась близко к Жене. За стенами, в глубине квартиры взрывы громыхали, хотя и не часто, но Женя не прислушивался к ним, они его не касались.
Он жил редкостно, как почти никому не удается — без малейших конфликтов и печалей.
И вот в этом лазурном штиле возникла белоснежная мечта — лагерь у моря. Ее принесла на своих крыльях ма, как приносила она сыну все его желания.
— А почему бы Женечке не поехать в лагерь? — спросила она за ужином где-то зимой, под противное и заунывное подвывание ветра.
Ма смотрела на сына, и Женя кивнул, ничего особенного пока еще не вкладывая в этот кивок. Но для ма этого было более чем достаточно. Она завелась.
— Представляешь — море, скалы, игры, развлечения, ранняя линейка, роса на камнях, новые друзья? Я была там в детстве — сказка! На всю жизнь!
— Но попасть туда не так-то просто! — воскликнул, видно, расслабившись, па.
Женя с интересом посмотрел на него. Он ничего не вкладывал в свой взгляд, просто посмотрел с интересом, без всякого особого смысла. И перехватил взгляд Пат. В ее взгляде было больше содержания. В ее взгляде стоял восклицательный знак. И брови вскинулись под кудри. Этого вполне хватило, чтобы отец спросил, хмыкнув:
— Что для этого надо?
— Ну-у… — Пат замурлыкала как-то слишком для нее нерешительно. — Медицинскую справку… Рекомендацию совета дружины…
Ясное дело, ей мешало присутствие Жени. Он усмехнулся, решив помочь ей, и без особого выражения, как он всегда говорил про все — про важное и про мелочи, — вяло так, квело, флегматично произнес:
— Для этого нужен твой звонок…
В гостиной нависла тишина, потом зашелестела, задвигалась бабуленция, взяла свою тарелку с недоеденным еще ужином и зашаркала к кухне.
— Ну вот! — не огорчилась, а просто констатировала ма.
Кому же мне звонить? — ответил отец, явно обращаясь не к Жене. — Пионерам?
— Можешь не волноваться, — ответила ма, глядя в тарелку. — Я проработаю эту тему. — И добавила, расставляя порознь, разбивая слова: — Если! Ты! Не хочешь! Помочь! Своему! Единственному! Сыну!
Все это пролетело мимо Жениных глаз, ушей, печенки и селезенки. Допив душистый чай, приготовленный бабуленцией он уже выбирался из-за стола, оставляя Богу — богово, кесарю — кесарево… Эти мудрые слова, как ни странно, произнесла однажды бабуленция, вот в таком же вечернем собрании, за семейной трапезой, и их, как это ни странно втройне, полюбила повторять Пат, не любившая ничего, что было связано с деревенской старухой Настасьей Макаровной.
