Ребята свалились в мертвецком сне сразу после отбоя — дорога, новые впечатления — сознание перегружено, реакция естествённа, но Павел не заторопился в вожатскую гостиницу, пошел к морю, на причальный пирс.
Он хотел привести хотя бы в относительный порядок сумбур впечатлений.
Море ластилось под сваями пирса, всплескивало изредка, давая все же знать о себе, поражая неестественной покорностью, молчаливостью.
Павел хмыкнул про себя, подумав о море, как о мальчишке: пока спит — безмятежно, но стоит проснуться…
Да, нынешний отряд, сразу видно, не похож на других. Обычно дети взрываются, увидев море, оно их возбуждает, а эти, наоборот, притихли. Без сомнения, оно их тоже ошарашило, но вот реакция иная. Не выплескивается из себя, а, напротив, идет вовнутрь.
А вначале, как только сели в автобус, не в окна таращились, а друг на дружку. Лагерное правило детей из одной, скажем, области разбросать по разным отрядам — можно понять. В этом есть смысл. Больше разных впечатлений, контакт с новыми ребятами. Новая дружба. Допустим.
Но детдомовцы, когда их раскидали, насторожились — они глядели на соседей, вот что. Кто каков есть? Вообще все спутано для них за какие-то сутки-другие. И вожатым предстоит вовсе не легкое и не пустяковое дело — связать этик ребятишек в новую сеть. А спицы в этой ручной и довольно тонкой вязке — лагерная жизнь, лагерный распорядок, здешние традиции, совсем не похожие на то, что было у них прежде.
Поговорить бы про каждого с воспитателем детского дома, узнать подробности, выспросить про особенности…
Павел вздрогнул: кто-то легко пробежал у него за спиной. Он обернулся — это была Аня, и она скользнула мимо, не заметив его, сидящего возле бухты каната.
Павел услышал, что Аня всхлипнула, в звездном свете заметил ее фигурку, застывшую у края пирса.
Он поднялся, пошел к ней.
Да, она плакала, сидела над водой, прямо на асфальте, и плечи ее вздрагивали. Павел кашлянул, его напарница вскинула голову, сказала грубым голосом:
— Уйди!
Павел опешил. Оснований для грубости не было, в конце концов, если человек плачет, у всякого прохожего есть право поинтересоваться, не нужна ли помощь.
— Терпеть не могу, когда меня жалеют! — сказала Аня, но Павел уже уходил.
— Жалеют? — бросил он через плечо без всякого выражения. — За что?
Мысли его вернулись на прежний круг, он постарался забыть об Ане. В конце концов, у каждого своя история, а может быть, драма, и у этой непонятной красавицы, и у него, но теперь им дали возможность прикоснуться к детям, и, наверное, пора забыть про себя ради этих ребят. Целая палата мальчишек, спят себе сейчас без задних лап, как усталые, набегавшиеся кутята, а ведь каждый из них пережил такие взрослые страсти… Об этом говорила вчера женщина из Минпроса, да и догадаться нетрудно, стоит только напрячь воображение. У каждого есть родители — точнее, почти у каждого, — но ребята живут в детдомах, вот и найди тут, где справедливость, где истина, где такие слова и поступки, которым поверят эти глубоко неверующие пацаны и пацанки…
