Не надо думать, однако, что клуб, который с некоторых пор стал занимать все большее место в моей жизни, отнимая почти весь досуг, ограничивался лишь тем, что помогал воспитывать собак для индивидуального пользования. Нет, у клуба были еще и обширные хозяйственные обязательства. Сергей Александрович был верен себе: стараясь удовлетворить личные потребности каждого члена клуба, он всегда помнил и о государственном интересе.
— Мое глубочайшее! — приветствовал он всякого приходящего к нему, усаживал, подолгу беседовал, выспрашивая, чего тот хочет, а затем обязательно выяснял, не примет ли новичок участия в каких-либо практических мероприятиях клуба.
Сергей Александрович завел даже специальную анкету, в которой был такой вопрос: чем ты помог осоавиахимовской организации?
Под стать себе Сергей Александрович подобрал и весь штатный аппарат клуба, который был не очень велик, но деятелен.
Я уже упоминал инструктора Григория Сергеевича Шестакова. Этот веселый, общительный и находчивый человек был любимцем всех «собачников». Он был в дружбе с охотниками-лаечниками; даже ловцы бродячих собак и те отлично знали Шестакова, и не было случая, чтобы, отправившись спасать какую-либо очередную жертву уличных собаколовов, Григорий Сергеевич не добивался успеха.
Собаками Шестаков начал заниматься еще с детства и каждую из них считал почти своей, то есть, по крайней мере, обращался с ними так, как будто все они должны знать и любить его, а уж попытаться укусить — да ни-ни, упаси боже!
У Шестакова были жена и сынишка лет пяти; он и их приучил возиться с собаками, и дома у него всегда была настоящая псарня: две, три, а то и полдесятка собак, преимущественно лаек, которых ему привозили разные знакомые и незнакомые люди, приехавшие с Севера. Через его руки прошел и знаменитый Грозный, ставший впоследствии чемпионом СССР, одна из лучших лаек, какую мне довелось видеть.
Про Шестакова можно сказать, что это был настоящий практик собаководства. И если Сергея Александровича больше всего привлекала «поэзия собаководства», то для Шестакова главным было другое — практическая польза, которую приносила собака.
Чрезвычайно колоритной личностью был каюр[5] Спиридон Ерофеевич Марков, управляющий клубной собачьей упряжкой.
Представьте себе человека ростом с тринадцатилетнего подростка, щуплого, с рябым, изрытым оспой лицом, с худыми жилистыми руками и тонкими, как у девочки, голоском. Короткие узкие брючки едва достигают лодыжек, на голове драная шапка или засаленная смятая кепчонка, ворот косоворотки всегда расстегнут, а пальцы желтые от вечного курения «козьей ножки» — вот вам каюр Марков, к которому я и по сей день сохраняю самое нежное чувство за его ласковое обхождение с собаками и открытую душу.
