И тут произошло что-то странное. Уверенный, солидный, блистательный Басуржицкий как-то разом съежился, потускнел и отступил к порогу, загородив от Овечкина стол и обеих женщин. Вздрагивающим голосом, силясь придать ему ироничную интонацию, он сказал:
— Пожалуйста, пожалуйста!..
Затем сделал шаг в сторону — Овечкин смутно заметил, что и движения его стали более суетливыми, — поспешно и как-то совсем уж несолидно протиснулся в дверной проем и остановился за дверью в коридоре.
И Михаил Анатольевич снова увидел ее.
Он понимал, что ведет себя неприлично, невежливо, глазея на нее так беспардонно, но ничего не мог с собой поделать, потому что не мог вспомнить, как полагается вести себя в таких случаях. Он ожидал увидеть больную и несчастную девочку, но перед ним оказалась юная прекрасная женщина, и держалась эта женщина с достоинством и непринужденностью, живо напомнившими Овечкину безупречные манеры Никсы Маколея.
Несколько мгновений и она со спокойным любопытством изучала Овечкина, затем улыбнулась и произнесла:
— Садитесь, пожалуйста.
Михаил Анатольевич, не чувствуя своего тела, как во сне, подплыл к столу и опустился на ближайшее сиденье. И замер, ожидая дальнейших приказаний.
— Надеюсь, мы станем друзьями, — сказала Елена.
— Да, — сказал Овечкин, и она опять улыбнулась.
— Умеете ли вы играть в шахматы?
— Нет, — отвечал Овечкин, как во сне, не в силах оторвать глаз от ее нежного бледного лица с чудесными яркими глазами, розовым ртом и маленьким, но решительным подбородком.
— Жаль. Здесь, в заточении, время тянется так медленно. Играете ли вы хотя бы в карты?
— Я могу научиться шахматам, — сказал Михаил Анатольевич, свято в это веря.
Елена кивнула, и в глазах ее заиграл смех.
— Хорошо. Тогда завтра мы попробуем. Сегодня уже поздно… время близится к ночи, хотя в вашей стране это совсем незаметно.
— Белые ночи, — подтвердил Овечкин и встал, повинуясь невысказанному повелению.
Юная жена Басуржицкого милостиво кивнула, отпуская его, и проводила взглядом до дверей, после чего повернулась ко второй женщине и вполголоса заговорила с ней. О чем — Овечкин уже не слышал. Он бережно прикрыл за собою дверь, поднял глаза и увидел Басуржицкого, о котором совсем забыл.
— Я покажу вам вашу комнату, — насмешливо сказал тот, вновь приобретший свои снисходительно-барские повадки. — Кажется, я не предупредил об одном условии — проживать вы должны здесь же, чтобы быть всегда под рукой. Надеюсь, это вас не обременит?
