— На тебе!
Стражник закричал, но крик тут же оборвался. Ибо не успело лезвие, вымазанное кровью, коснуться его груди, как мощная фигура его с квадратными плечами вспыхнула сверху донизу синевато-бледным пламенем и растаяла в нем меньше чем через секунду. Кинжал, пролетев насквозь, упал и заскользил по черепице, и Баламут едва успел, прыгнув, как кошка, подхватить его на самом краю крыши.
Еле удержавшись сам, он поспешно отступил от края, выпрямился и незамедлительно заново вымазал лезвие своею кровью, сочившейся из узкого пореза на руке. Ибо именно таково было безотказное и единственное средство против нежити, прислуживавшей Хорасу, — живая человеческая кровь. Она уничтожала их мгновенно. И этот-то нехитрый секрет проклятая вещая птица замалчивала до последнего!
— Уж не знаю, как он вообще решился расстаться с ним, — проворчал Доркин, разглядывая лезвие. — Можно было бы подумать, что в нем проснулась совесть… если б она у него была, эта совесть!
Тут он услышал жалобный зов чатури, донесшийся из-за распахнутой двери их бывшей общей тюрьмы.
— Баламут!
Но Доркин только стиснул зубы и настороженно огляделся.
Крыша была пуста, не следа ни осталось от караулившего их верзилы с безмозглой головой, кроме подноса да раскиданных мисок. Неподалеку от входа в башню темнел круглый люк. Под ним была винтовая лестница, ведущая вниз, но спускаться туда Баламуту совсем не хотелось. Он окинул взглядом далеко простиравшиеся окрестности — лес, лес и лес… дымок от чьего-то костра. Кто бы это мог быть?
Он осторожно приблизился к краю крыши, вытянул шею и уставился из-под руки в сторону дыма. Что-то там смутно белело между деревьев, похожее на шатер, и вроде бы двигался кто-то… Баламут напряг глаза, прищурился изо всех сил. Сердце у него екнуло. Там были люди, и один из них — словно бы с пышным серым шарфом, обмотанным вокруг головы… неужели?
Он судорожно оглянулся на люк. Спокойно, спокойно… в одном чатури прав — спускаться туда практически бессмысленно. От стражи, положим, можно отбиться — ее распугает один только вид крови, но есть еще Хорас, и вряд ли Хорас сейчас мирно спит в своей кровати… если он вообще когда-нибудь спит. И хорошо, если это исчадие ада всего лишь закинет его обратно в башню, а то как пришибет на месте… И Баламут осторожно двинулся вдоль края крыши, страстно желая отыскать хоть какую-то возможность спуститься с нее, минуя Хораса.
Но почти сразу же ему стало понятно, что без веревки и крюка дело это немыслимое — черепичный скат сильно выдавался наружу, и нечего было и думать о том, чтобы, повиснув на его краю, дотянуться до какого-нибудь окна или до кирпичной кладки стен. И водосточные трубы отчего-то не были предусмотрены в конструкции сего здания. Да и веревка, будь она под рукой, понадобилась бы весьма приличная. Сколько тут было этажей, Доркин не знал, но и без того было видно, что земля очень далеко…
