И он торопливо пересказал все услышанное в башне от вещей птицы. Невеселый это был рассказ, ибо не оставлял никакой надежды на благополучный исход дела, но Михаил Анатольевич чувствовал себя не в праве скрыть от принцессы, что ее ожидает в том случае, если Никса Маколей проиграет бой. А тот должен был его проиграть…
— Только вы можете закрепить связь духа Хораса с человеческим телом, вы и никакая другая женщина. Так сказал чатури. От него Хорас и узнал об этом страшном способе стать человеком. Практически вы подарите ему жизнь, если… если…
— Я поняла вас, Михаил Анатольевич, — безжизненным голосом произнесла принцесса Май. — У нас уже был разговор с Хорасом.
— И что же… что вы ответили ему?
— Я дала свое согласие.
— Как… — только и сказал Овечкин.
— Он бессовестно шантажировал ее! — взорвалась Фируза, доселе молчавшая. — Он угрожал уничтожить весь Данелойн, как он поступил с Таквалой! Верите ли, Михаил Анатольевич, если б он был человеком, которого можно убить, я сама убила бы его на месте. Если бы вы слышали, как он говорил с ней! Подонок…
Принцесса вскинула голову и обвела обоих гордым и спокойным взглядом.
— Как бы там ни было, я намерена сдержать свое слово. Если он не получит от меня то, чего хочет, то уничтожит Данелойн, как и сказал. Все остальное было ложью, я знаю, но в этом он не солгал. От судьбы не уйдешь… мне придется сделать это. Но потом… Долго я не проживу. Но если успею, я спасу, по крайней мере, вас и Баламута Доркина. Я заставлю Хораса отпустить вас.
— Ни за что! — пылко сказал Михаил Анатольевич.
И умолк. Маэлиналь только глянула на него, и этого было достаточно, чтобы понять, что все возражения бессмысленны. Фируза тоже удрученно молчала.
Выхода не было никакого. Хорас, обладая талисманом, неизбежно должен был победить Маколея и добиться своего. Принцесса была обречена. И говорить больше было не о чем.
Некоторое время еще они сидели молча, потом принцесса сказала:
— Фируза, проводи меня, пожалуйста. Простите, но я должна отдохнуть.
И девушки удалились в опочивальню, а Овечкин остался один со своими нелегкими думами.
Когда Фируза вернулась, он все так же сидел сгорбившись перед камином и с удрученным видом смотрел в огонь. Она подошла и села рядом, на ковер у его ног. Михаил Анатольевич перевел на нее взгляд и неловко, растерянно усмехнулся.
— Все одно к одному, — сказал он непонятно. — У вас есть какой-нибудь острый предмет, Фируза… перочинный нож, например?
