На путях художественных поисков нередко возникали переклички в творчестве представителей литературы, театра, живописи и музыки. Исследователи уже отметили одновременное проникновение импрессионизма в русскую живопись и литературу, близость романтических тенденций в литературе и музыке, творческую близость отдельных талантов (Чехов — Левитан — Чайковский; Врубель и Блок). Происходило взаимообогащение искусства и литературы. Художники пристально следили за тем, что делается в литературе; писатели (Бунин, Сергеев-Ценский и др.) говорили, что художники научили их видеть.
Одной из характернейших черт реалистической литературы 1881–1910-х гг. стало стремление к лаконизму, к большей емкости художественных средств.
Роман уступает теперь место более мобильным жанрам — повести и рассказу, при этом господство малых жанров сопровождается все увеличивающимся размыванием границ между ними. В 1890–1900-е гг. писатели часто называют одни и те же произведения то романами, то повестями. Сближаются повесть и рассказ, рассказ и очерк, из которого исчезает сугубо социологический элемент, характерный для очерка 70–80-х гг. Произведения, публикуемые в газетах, авторы часто называют очерками, а включая их в свои сборники, именуют рассказами. Это не факт невнимания к обозначению жанра, а констатация видоизменения характера самих жанров. Так, повесть рубежа веков несет большую, чем ранее, нагрузку в раскрытии жизненных явлений.
Происходило взаимодействие разных жанров. Процесс этот мало изучен, но примечательно, что исследователи наших дней стали порою употреблять термин «повесть-роман», обозначая тем самым появление в конце века новой разновидности повести. О неустойчивости жанровых обозначений выразительно говорило творчество А. Амфитеатрова, называвшего свои крупные произведения — трилогии («Паутина», «Дочь Виктории Павловны» и др.) — «романами в трех повестях».
В плане сближения различных жанров весьма характерно творчество Чехова, который сблизил повесть и драму, что вызвало вначале недоумение и сопротивление современников. Именно на почве этого сближения произошло охлаждение взаимоотношений Чехова и Д. Григоровича, который тепло приветствовал вхождение Чехова-прозаика в литературу, но не понял новаторства его драматургии.
Отвергнув неторопливую речь и пространные описания литераторов XIX столетия, писатели нового времени стремились в своих описаниях воспроизводить лишь самое характерное, полагая, что современный читатель сможет сам дорисовать или оценить показываемое ему. Примечательна одна из реплик Чехова. М. Ковалевский вспоминает римскую беседу с писателем после того, как они увидели в первый день великого поста в соборе св. Петра пеструю процессию «выкуривания следов карнавала». «„Для беллетриста, — заметил я ему, — пишет Ковалевский, — виденное не лишено некоторой прелести, хорошая тема для описания“. — Нимало, — ответил он мне. — Современный рассказчик вынужден был бы удовольствоваться одной фразой: „Тянулась глупая процессия“».
