Дмитрук. СЛЕДЫ НА ТРАВЕ | страница 79

"?  Сенсация на всю Вольную Деревню… Отложим. Успеем… Не успели. Старый трусливый осел! А все же есть элемент мистики в этом сходстве судеб: мать, бедняжка Урсула, следами усталых ног рисовавшая "космическую картину жизни" на снежных пустынях, сгинула от пули пьяного патрульного, и такой же полузверь с одурманенным мозгом разнес гранатой ее сына. Ее и моего… Моего… Держаться, Валентин Аркадьевич!

Начинается великая спасательная операция. Есть поворотные моменты в истории, когда не действуют обычные законы. Когда меньшинство, обуреваемое темными страстями и застарелыми обидами, хочет расколоть выстраданное всечеловеческое единство. Да, кто бы что ни говорил, Земля и Вальхалла — едины… В такой момент должна выступить на сцену светлая, мудрая, необоримая Сила. Ей пока нет названия, — но это не деспотизм. Деспотизм гасит светочи умов, рушит культуру — наша Сила борется за высшие духовные ценности. И потому — оправдана.

Лобанов заставил себя отвернуться от кровавого снега и решительно зашагал прочь.

…Не успели еще остыть рядом с железнодорожным полотном капли крови Пауля, когда бешено защелкали затворами алопятнистые боевики, тщетно пытаясь продолжать стрельбу. По всей Вальхалле умолкли пулеметы, орудия, ракетные установки. И захлебнулись танковые моторы, и вынужденно спланировали на снежную равнину бомбардировщики.

По-разному вели себя вооруженные люди. Те из них, кто носил серую или оливковую форму клана "Стальной ветер", с облегчением перекрестившись или иначе возблагодарив божество, строились в колонну под началом старших: боевой долг был исполнен. Люди с зелеными кокардами, рисовавшие листья на своих машинах, радостно бросали оружие, обнимались и горланили здравицы в честь "великого земного брата". Стрелки, нелепо украшенные оранжево-голубыми плюмажами, в бессильной ярости ломали о колено свои автоматы, или перехватывали винтовку, как дубину, прикладом вперед, или просто с воем катались по земле. А в бронированных башнях, бессмысленно улыбаясь, неспособные думать или двигаться, лежали танкисты…

Синий поезд вдруг перестал тарахтеть на стыках и оторвался от рельсов. Пассажиры увидели провалившуюся вниз гору, дымный чертеж столицы, растрескавшийся ледяной панцирь Эридана — а впереди стояло от земли до неба волокнистое, льющееся волнами по кругу сиреневое кольцо. В центр его и летел 19-й скорый.

— Идите ко мне, дети, — не громко, не оглушающе, но так, что услышал каждый, от порта до парка на западной окраине, сказал женский голос из сияющего пространства в кольце. — Идите, я так давно жду вас!…