– Я-то лучше, чем кто бы то ни было, понимаю, что это несерьёзно. Но, видите ли, я знаю мужчин, а особенно Жана. Я с ним общалась… Что вы сказали?
Я ничего не сказала, а только слегка отвернулась, чтобы скрыть улыбку, не злую и не добрую, которую я не могла сдержать после слов Майи «я знаю мужчин»… Почему эту классическую фразу произносят женщины не после своего триумфа, а после поражения, доказывающего как раз обратное? Я ничего не сказала, я не знаю мужчин…
– …Я с ним общаюсь уже год и могу не хвастаясь сказать, что он не из тех, кто ржавеет в любовных делах…
Закрутив волосы в пучок на китайский манер и стянув их сеткой, она накладывает на лоб и щёки толстый слой кольдкрема, но её желание меня убедить столь сильно, что она прерывает свой массаж и продолжает говорить, шевеля растопыренными пальцами. А я в это время вспоминаю, как гримировалась и разгримировывалась в прежние времена, вспоминаю ту эпоху, когда Браг называл меня, лоснящуюся от вазелина, «крысой, упавшей в подсолнечное масло»…
– …Год с мужиком – это уже почти контракт, хотя мы жили вместе только на взморье или на водах. Общая городская квартира, знаете… Нет, это не для нас. У него свои занятия, у меня свои идеи. Есть такое, чего я не могу принять… Что вы говорите?..
Я ничего не говорю, но, обладая тонким инстинктом, Майя всякий раз чувствует, когда вызывает у меня недоверие. Есть такое, чего она не может принять? Что же это, интересно? Она берёт деньги, получает пощёчины, терпит всевозможные грубости, и всё это, правда, с вызывающим видом мелкого деспота…
– …Короче, если Жан остаётся со мной… Не думайте, я не строю себе никаких иллюзий… то это не столько из привязанности, сколько из тщеславия, потому что знает: где он такую найдёт? Но я не шибко удобная, никогда не позволяю перейти определённую границу. И вот вам доказательство, – заключила Майя, указывая на развёрстые чемоданы. – Я ему сказала: «Пока, малыш! До встречи на этом свете или на том». Вот и всё.
Она врёт. И становится от этого даже трогательной. Бедная маленькая Майя, как она изо всех сил хорохорится. Ей и надо быть трогательной. Любой мужчина пожалел бы её тогда. И даже, возможно, женщина – но только не я.
Ибо этот любовник, разрывом с которым она хвастается и с которым рассчитывает вновь соединиться сегодня вечером, завтра, а может, и через час, – она говорит о нём, словно потеряла его навсегда, разоблачает его, вспоминает его, жалеет, что рассталась с ним, – словом, говорит о нём так, будто он уже является частью её прошлого.
