– Вам следует поблагодарить Анни.
– Ну это разумеется. И вас тоже, хоть я и не получил трёх тысяч. Вы отлично выглядите, Клодина.
Он достал из кармана зеркальце и одним глазом заглянул в него. Я не выдержала:
– Вас что же, совсем не интересует здоровье отца? Марсель деланно улыбнулся:
– Ну, если б наступило ухудшение, вы бы сказали об этом в первую очередь…
Он зевнул, потом вдруг побледнел и опёрся на стол.
– Что с вами? Кружится голова?
– Не знаю, – пробормотал он невнятно. – Что-то устал… Бульончику бы сейчас и в постель…
С тех пор он так и спит – а я ничего лучшего и не желаю. Он спит. Проснётся – поест, попьёт, спросит, который час… и снова засыпает. Я написала Рено:
«Марсель доставил нам удовольствие, заехал в Казамену. Только не беспокойтесь, дорогой мой: у него всё в порядке, он ведёт весьма спокойный образ жизни и не нуждается в деньгах…»
И это истинная правда: Марсель утрёт нос любой ханже. Сначала меня, правда, обеспокоил его летаргический сон, и я попросила приехать врача из ближайшего городка папашу Лебона. Не прекращавшего стенать задыхающегося толстяка втащили в экипаже на вершину нашего ужасного холма, он поведал мне про все свои болезни, астму, стеснения в груди, катары, и я тут же вынуждена была поддержать его угасающие силы грогом. Удовольствовавшись этим, он снизошёл наконец до осмотра больного: пощупал пульс, посмотрел язык, обследовал нежную кожу моего пасынка и задумчиво произнёс:
– А не возрастная ли это лихорадка? Замечательный диагноз стоил мне десять франков, но я о них не жалею.
Трижды в день, как часы, я поднимаюсь на второй, и последний в доме, этаж, прохожу по коридору, пахнущему чердаком, стучусь и распахиваю дверь, не дожидаясь ответа. Марсель неизменно в постели, занавески плотно задвинуты. Мне видно лишь белое пятно лица с прядью слишком длинных белокурых волос на лбу да тёплую, вялую руку, свесившуюся из рукава небесно-голубой пижамы, распахнутой на груди…
Если он спит, я ставлю чашку с бульоном и ухожу, даже не стараясь приглушить шаги.
Но иногда он со стоном зевает, мычит что-то невразумительное, и тогда я соглашаюсь на минутку задержаться.
– Это вы… или… кто?..
– Да, это я.
– А, это вы, Клодина… Который час?
– Без четверти.
– Уже! Ну я и соснул! Умираю как спать хочется. Что это вы там принесли?
– Желе из смородины и куриное крылышко.
– Неплохо, неплохо… Но сначала попить бы чего-нибудь горяченького. Спасибо. У Анни всё в порядке? Извинитесь за меня… Какое сегодня?
