«К чему близко это водворение здравого смысла в правах, после долгих испытаний его? К «Балаганчику», конечно. Совсем другой тон, гораздо меньше лиризма, гораздо больше уступок злободневности, но приемы те же. Генералы у министра на совещании — почти слепок с блоковских мистиков»
(Г.Адамович. <Рец.>: Русские записки. 1938. № 11 // КБР.[14] С. 176).
Современные исследователи установили ряд источников драмы. Б. Бойд отметил возможное влияние на пьесу драматической фантасмагории 15-го эпизода «Улисса» (1922) Дж. Джойса, в которой Леопольд Блум возвышается до мирового господства и затем развенчивается: «По сути дела, сон Вальса, кажется, отчасти ведет свое происхождение от того места в эпизоде «Улисса», где Блум берется реформировать мир» (Б01.[15] С. 569). Р. Д. Тименчик остроумно указал на возможное развитие в пьесе пушкинского определения вальса, данное в «Евгении Онегине», — «Однообразный и безумный», и раскрыл «геометрический» характер противостояния Вальса, исповедующего спасительность круга, с одной стороны, и прямолинейных Полковника и Берга, с другой (см.: Р. Тименчик. Читаем Набокова: «Изобретение Вальса» в постановке Адольфа Шапиро // Родник. 1988. № 10. С. 46–48). На вероятную пушкинскую генеалогию героя драмы указали также С. Сендерович и Е. Шварц, предположив, что «у Набокова существует ассоциация между мотивами вальса и ужаса смерти <…> Вполне возможно, что в основе этой ассоциации лежит имя главного героя <…> «Пира во время чумы» Вальсингама. В таком случае у Набокова речь идет о вальсе во время чумы» (С. Сендерович, Е.Шварц. «Вербная штучка». Набоков и популярная культура. С. 221). Предположение это тем более интересно, что в первом английском переводе пьесы Вальсингам называется прямо.
Порочный круг любой диктатуры, от банального обещания всеобщего благоденствия до заурядного зверства, отражен в самой композиции пьесы. Драматическая канва «Изобретения Вальса» восходит к пьесе Педро Кальдерона «Жизнь есть сон» (1635), в первых двух действиях которой принц Сехизмундо описывает круг, спящим попадая из тюрьмы во дворец и получая власть в государстве и затем во сне водворяясь обратно в тюрьму. Период необузданного властвования расценивается им как сон. В «Изобретении Вальса», как и в первых двух действиях пьесы Кальдерона, круговая композиция обусловлена сновидческим характером происходящего. Однако обращение к Кальдерону у Набокова происходит не напрямую, а через другой драматургический источник, написанную по мотивам Кальдерона «фантастическую драму в стихах» Д. С. Мережковского «Сильвио» (1890). Пьеса Мережковского завершается раскаянием принца Сильвио, злоупотребившего властью и жаждущего во искупление вины осчастливить свой народ посредством утопических реформ. У Набокова, напротив, Вальс забывает свои высокие цели ради стандартных удовольствий тирана.
