Работали сосредоточенно, молча. Готовить станцию к ТР-передаче молчаливо, без суеты почиталось правилом хорошего тона.
Совсем еще недавно, пока ощущение значительности этого действа должным образом влияло на работоспособность Глеба, процесс настройки ТР-передатчика очень его занимал, сложностью и быстротою своей напоминая шахматную партию блицтурнирного состязания. Туманов щелкал главным включателем: d2-d4. Мгновенно следовал ответный ход: Глеб включал калибратор пульсации.
Стремительно разыгрывался ферзевый гамбит — кнопки, клавиши, световые сигналы, — на обдумывание быстро меняющихся ситуаций в распоряжении оператора считанные секунды. Ассистенты фиксировали игровой момент на пультах контроля и регистрации…
Переключая клавиши с бесстрастием автомата, почти с таким же бесстрастием Глеб незаметно поглядывал на внимательные лица товарищей. Ему было как-то очень уж безразлично то, что он делал, но работал он, как и прежде, точнее и быстрее других.
У Кветы и Гоги сначала что-то не ладилось, однако вмешался Туманов, и все вдруг пошло.
В глубине шахты по-шмелиному густо и нудно зажужжали эритроны. Глеб машинально отстучал на клавишах программу стабилизации, покосился на экраны экспресс-информаторов, откинулся в кресле. Восемь минут, пока прогреваются эритроны, он со спокойной совестью мог разглядывать потолок. Или дверь. В эту дверь скоро войдет Астра.
Вместе с Астрой появится и надолго останется здесь сладковатый запах белой акации. Астра войдет и уйдет, а сладковатый незабываемый запах останется. И непонятная боль…
Если уж честно во всем разобраться, никаких таких сложностей между ними и не было. Не было пылких признаний и сентиментально-космических клятв.
Только однажды был берег лагуны теплого моря, широкой темной лагуны, полной отраженных звезд.
Вниз и вверх — звездная бесконечность.
— О, далеко как до них!
Он ответил, что далеко. Что трудно даже представить, как далеко. Но сделаем ближе. Сделаем — рукой подать. Ну вот как здесь, зачерпнул пригоршней — и готово. Миры на ладонях.
Тогда они были рядом. И казалось, так будет всегда. Но это только казалось… Дважды она появлялась на станции и дарила ему — как, впрочем, и всем остальным — шершавую колкую ветку акации: мелкие листья и пышные гроздья белых пахучих цветов. И говорила много о звездах. Миры на ладонях. А он молчал. Потому что до звезд по-прежнему было еще далеко.
Когда она улетала с «Зенита» на «Дипстар», он чувствовал странное облегчение. А потом опять начинал ее ждать. Ожидание тянулось месяцами, потому что ТР-перелет на «Дипстар» — девять секунд, а на обратный рейс фотонно-ракетной тягой уходили недели и месяцы (создавать обратный ТР-передатчик на «Дипстаре» не было особой необходимости). Потом для нее — а значит, и для него — все начиналось сначала: «Зенит» — «Дипстар» — Диона — Земля — Меркурий — «Зенит» — ветка белой акации.
