Но притом я отнюдь не счастливец. Не думайте так обо мне.
Ради того, чтобы поведать о счастливом вампире, я не стал бы писать книгу.
У меня кроме сердца есть еще и разум, а под внешней утонченностью и изысканностью неземного облика, коим я обязан, конечно же, некой высшей силе, скрывается та непостижимая, таинственная субстанция, которую среди людей принято называть душой и которой я, несомненно, обладаю. Никакое количество испитой крови не способно уничтожить мою бессмертную душу и превратить меня в заурядного преуспевающего выходца с того света.
Ладно. Не в этом дело. Я готов начать.
Разве что прежде не могу не процитировать несколько строк из произведения удивительного но, к сожалению, забытого писателя Шеридана Ле Фаню, уроженца Дублина, умершего в 1873 году. Обратите внимание на свежесть языка и на потрясающую эмоциональную выразительность произнесенного в состоянии тревоги монолога капитана Бартона – терзаемого духами героя рассказа «Домочадец», одного из множества блестяще написанных автором повествований о привидениях.
«Сколь ни сильны были мои сомнения в достоверности того, что нас учили обозначать словом «откровение», один из фактов, для меня абсолютно несомненных, состоит в том, что за пределами нашего мира действительно простирается другой, бесплотный мир – некая система, деятельность которой из сострадания обычно скрыта от нас; и эта предположительно существующая система иногда лишь частично, и притом весьма пагубным образом, раскрывается перед нами. Я уверен… Я знаю… Бог существует – ужасный Бог… И возмездие настигнет виновных самыми таинственными и непостижимыми путями – через посредничества самые неопределенные и чудовищные… Существует некая бесплотная система – великий Боже, сколь глубоко я убежден в этом! – система порочная, безжалостная, всемогущая. Она преследует меня, и отныне я вечно буду испытывать страдания проклятых!»
Что вы думаете об этом?
Я лично глубоко потрясен этими выражениями и едва ли осмелюсь назвать нашего Бога «ужасным» или нашу систему «порочной». Однако, судя по всему, в этих словах слышится отзвук неумолимой истины, и, хотя они представляют собой плод художественного вымысла, в эмоциональном накале им не откажешь.
Они весьма значимы для меня, потому что на мне самом лежит страшное проклятие, весьма особенное и совершенно необычное для вампира. Уверен, другие вампиры не переживают ничего подобного. Но из-за проклятия страдаем все мы, будь то люди или вампиры, – словом, все те, кто умеет чувствовать и не утратил способности плакать. Мы знаем, что проклятие давит на нас непереносимым бременем и что в нашем распоряжении нет ничего, способного противостоять этой силе и притягательности этого знания.
