Но чем больше было у нас пробелов и недостатков в сфере высшего командования, тем ярче на этом фоне выступает редкостная доблесть красного бойца, красного партизана и их окопного товарища, — красного строевого офицера. Эти последние пока сильнее в тактике, чем в стратегии, в обороне укрепленных мест, чем в наступательных действиях большого масштаба, в руководстве отдельными военными операциями, чем в комбинировании их в стройный «план кампании». Все это еще придет. Недавно мы были свидетелями производства в широких размерах боевых полковников в генералы. Оно было справедливой оценкой выдвинувшихся на глазах у всех новых, молодых военных дарований. У создающегося вновь молодого советского генералитета перед генералитетом старой России есть, во всяком случае, одно огромное преимущество: это — не чуждая армейской массе «белая кость», — а плоть от плоти и кость от костей самого вооруженного народа в серых шинелях. Красная армия — армия плебеев снизу доверху. Мы имеем право в них верить.
* * *
На русского красного бойца немецкие дееписатели в большой претензии: он бьется не по правилам. Там, где по точному смыслу военной теории он уже побежден и должен сложить оружие — он стреляет до последнего патрона и кончает рукопашную только тогда, когда штык вываливается из онемевших рук. Там, где красный командир должен бы был во избежание бесполезного кровопролития капитулировать, он ведет свою часть в контратаку и падает во главе атакующих. Там, где поврежденный боевой авион[34] должен осторожно спуститься, будь-то среди расположения противника, — он просто таранит ближайший немецкий авион, чтобы рухнуть вместе с ним наземь.
Красный боец — это наименование кажется нам гораздо лучше старого, избитого, с немецкого языка взятого «солдат» (что означало наемника) показал себя вполне достойным своих легендарных предков.
Свыше тысячи лет тому назад римские и византийские авторы так же жаловались на этих предков, как немецкие — на их потомков. Для авторов «жития Георгия Амастридского»[35] мы были «губительный именем и делами народ Рос». Лев Диакон[36] про «тав-роскифов Сфентослабоса» (воинов кн. Святослава русских летописей) с нескрываемым изумлением рассказывал, что они «не отдаются в руки врагов и сами себя убивают».
Он мог объяснить себе это только языческим их суеверием; «чтобы на том свете не быть рабами своих победителей». Он не плохо излагал и речи их на военном совете: «мужество наше от предков; вспомним, как непобедима была русская сила; будем в битве искать спасения. Не наш то обычай — бегством добраться до дому; но или жить победоносным, или умереть со славой, показав себя, как подобает смелым людям».
