Бригада Леонида Багрянова выстроилась перед конторой — на том самом месте, где недавно выстраивались все бригады, уходившие на целинные земли. Пять новеньких красавцев «ДТ-54» блистали всеми частями, какими можно блеснуть в торжественный час. На правом фланге гордо стоял «С-80» — настоящий богатырь степей. Трактористы с тряпочками в руках еще и еще раз осматривали свои машины, любуясь их молодостью, изяществом и опрятностью. У одного трактора на буксире стоял полевой вагончик для жилья, у трех тракторов — огромные сани, сделанные из сосновых бревен и закованные для крепости так и сяк в железо. На одних санях, позади «С-80», возвышался огромный голубой бак для горючего, остальные были загружены бочками, частями разобранных прицепных машин, ящиками, кроватями, матрацами, чемоданами, узлами — самым разнообразным имуществом бригады.
Вокруг саней и вагончика, разговаривая негромко, толпилась вся бригада. Всем хотелось скорее тронуться в путь, и потому разговор шел торопливый, сбивчивый, обрывочный: о Лебяжьем, о весне, о степи…
Стараясь уединиться, Светлана одной из первых забралась на крайние сани, хотя ей меньше всех сейчас хотелось ехать в Лебяжье, и без всякого интереса приготовилась ждать, когда начнется митинг. С той самой минуты, как она увидела уходящую вдаль Хмельно, с мальчишеским озорством расплескивающую лужицы на дороге, ее уже не могло интересовать ничто, кроме отношения к ней Леонида. «О чем они говорили, когда были одни? О чем? — без конца гадала и терзалась Светлана. — И почему она уходила такой счастливой?!» Не случилось пока ничего страшного, кроме ее внезапной тревоги, а Светлане уже стало невыносимо тошно. «Что же будет в Лебяжьем? — с дрожью в душе подумала Светлана. — Ведь она там! Ведь она ждет!» Ей вдруг захотелось соскочить с саней и, не говоря ни слова, скрыться невесть куда…
Позади раздался тоскующий девичий голос:
— Ох, и куда же нас несет? Куда несет?
Среди чемоданов и узлов, копошась, устраивалась в путь прицепщица Анька Ракитина — худощавая, остроносая, но грудастая девица лет. двадцати пяти, игривая и разбитная, прослывшая в Залесихе отчаянной гуленой. Не успев как следует усесться, оНа тут же принялась охорашиваться: сбросила шапку, поправила густые каштановые кудри, звонко щелкнула сумочкой и, заглядывая в зеркальце, любуясь собой, принялась густо красить и без того яркие губы.
— Несет-то, говорю, куда? Светлана вздохнула и не ответила.
