— Светочка, да что с тобой?
Услышав Леонида, Светлана встрепенулась, как всегда при внезапном звуке его голоса, на секунду забыла все, хотела обернуться, вскочить, но в тот же миг с ужасом вспомнила, что у нее заплаканные глаза. Она только подняла голову и, устало опираясь локтями о стол, стыдясь своей слабости, некоторое время горестно и беспомощно смотрела в окно. «Ну зачем он пришел? — с волнением подумала она, хотя и очень обрадовалась Леониду, чувствуя, что сейчас ей особенно необходимо его присутствие. — Что же делать?». Но вдруг Светлана услышала осторожные шаги Леонида по половичку и замерла, сжимаясь в комочек.
Леонид присел на свободный уголок занятого девушкой табурета, присел близко-близко, осторожно поласкал правое плечо Светланы, потрогал нитку жемчуга на ее тонкой, красивой шее, стал перебирать мелкие, переливающиеся от дыхания завитки волос. Эта осторожная ласка была такой большой и волнующей для Светланы, что у нее мгновенно посветлели от счастья глаза.
— Что с тобой, маленькая? — спросил Леонид, хотя уже и догадался, что произошло со Светланой в это утро.
— Сегодня выезжаем? — спросила Светлана шепотом.
— Да. Ты же знаешь…
— Выходит вся бригада?
Только убедившись, что она уже может владеть собой и своим голосом, Светлана ответила, продолжая смотреть в окно:
— Я не знаю, что со мной… Понимаешь, я ведь первый раз надевала сапоги. Проклятые сапоги! А потом… Нет, это неважно, совсем неважно!
— А потом ты вспомнила о Москве?
— Да.
Леонид промолчал, и Светлана, почувствовав в его молчании осуждение своему поступку, запротестовала как могла, возвышая при этом свой негромкий голос:
— Да, да, вспомнила! Ну и что?
— Трудно тебе будет, — грустно сказал Леонид.
Светлана быстро поднялась и обернулась.
— С тобой мне никогда не будет трудно, никогда! — заговорила она, смотря прямо в глаза Леониду. — Слышишь? Никогда! Я тебе сказала это еще в Москве… Если придется все лето жить в палатке, буду жить! Если надо, буду жить у костра! Все вытерплю! Все снесу!
Светлана была точно в огне, говоря эти слова… Сильно румянело не только все ее одухотворенное, слегка загорелое, однако не потерявшее нежности лицо, но и вся шея и кисти рук, которыми она изредка, для подкрепления своих слов, делала энергичные жесты.
Всегда деятельный, горячий в деле, крутой в жизни, Леонид Багрянов недолюбливал тихость, застенчивость Светланы и потому очень обрадо-Еался, увидев, какой решимостью горят сейчас ее глаза, как она делает короткие, рубящие жесты худенькой рукой…
