В зале поднялся крик десятка физиков на десятке языков. Во всех его углах вспыхивали отдельные споры. Председательствовавший Лоренц стучал, призывая к порядку. Он всеми силами пытался удержать дискуссию в рамках доброжелательности. Но шум стоял такой, что Эренфест пробрался к доске, стер часть цифр, покрывавших ее, и написал: "Господь проклял там языки всей земли".
Когда до распаленных боевым задором ученых дошел смысл аллюзии на библейское смешение языков, не позволившее достроить Вавилонскую Башню, в зале раздался рев хохота. Первый раунд завершился.» (Мур, 164)
Конференция продолжалась не только на пленарных сессиях, но и на частных встречах и в личных беседах, проводились «мысленные эксперименты», когда воображались физические условия, а результаты предсказывались на основании известных научных фактов. За всеми мысленными экспериментами стоял вопрос сущностной значимости — вопрос научной определенности. Бор утверждал, что частицы, составляющие нашу материальную вселенную, можно описать только в понятиях статистической вероятности и никогда — в понятиях абсолютной определенности. Он рассматривал развитие квантовой революции как в определенной степени «завершенное». Квантовой теории не нужно больше ждать никакого просветляющего откровения, которое все расставит по своим местам с классической точки зрения.
Эйнштейн всего этого не принимал. Квантовая теория далека от завершения, утверждал он. Вселенная в конечном итоге — не набор статистических данных. Именно на одной из таких встреч Эйнштейн задал свой знаменитый вопрос: «Вы действительно верите, что Господь Бог прибегает к игре в кости?»
Так началась эта контроверза по поводу дополнительности, продолжавшаяся весь остаток жизни Бора. Я сам, кажется, всю свою жизнь слышал об этом знаменитом схизме и задавался вопросом, в чем его смысл, но никогда не думал, что сам стану его изучать, поскольку ни физического, ни математического образования у меня нет. Тем не менее, когда в 1991 году вышла моя книга «Лайла», один мой норвежский знакомый написал, что в Копенгагене на нее обратили внимание последователи Нильса Бора. Предполагалось, что Метафизика Качества сходна с Копенгагенской Интерпретацией квантовой теории. Мне это показалось неплохой новостью — этим стоило заняться. Когда существуют подобные сходства, они могут оказываться либо случайными совпадениями, либо свидетельствами того, что обе системы мышления описывают нечто, поистине независимое от обоих мыслителей. Там, где очень разнятся подходы, один может проливать какой-то дополнительный свет на другой. Поэтому когда меня пригласили здесь выступить, я и решил сделать этот вопрос темой своего доклада. Если Копенгагенская Интерпретация, являющаяся сегодня доминирующим объяснением квантовой теории, соглашается с Метафизикой Качества, а Метафизика Качества выступает верной теорией искусства, то может существовать и объединенная теория искусства и науки. Эйнштейн тогда встретится с Магриттом, и цель данной конференции будет до некоторой степени достигнута.
