— И это все пехом?
— Господи, да почему пехом, — рассердился Лейтенант. — Я же русским языком вам говорю: сначала на вездеходе, в конце по реке и только в середине, по плоскогорью, пешком. Это одна треть пути, километров триста, не больше.
— Ну хорошо, а сколько это займет времени?
— Ну, максимум месяц, полтора.
Нельзя сказать, чтобы эта цифра добавила нам энтузиазма.
— Мужики, игра стоит свеч. Останемся здесь — мы трупы. А так у нас есть шанс, и неплохой, — продолжал убеждать нас лейтенант.
Обсуждение продолжалось еще минут пятнадцать. Наконец Андрей оборвал дискуссию:
— Нет, вы как хотите, можете оставаться, передайте от меня привет Рыжему и всем остальным мужикам: скажите, чтобы меня скоро там не ждали. Времени у вас осталось совсем ничего. Вы едете со мной или нет? — поставил Лейтенант вопрос ребром.
— Ну, куда ж мне деваться? — пожал я плечами. — Куда ты, туда и я.
Согласился и белорус:
— Ну шож, побегли.
Андрей сразу повеселел:
— Ну, тогда за сборы. Павел, на тебе вездеход. Проверь масло, залей солярку, бочку с собой, запасные «пальцы», траки… Ну, сам знаешь.
Отправив Павла, он обернулся ко мне.
— За тобой провизия. Там, в кладовой, я нашел совсем новые рюкзаки, выбери три получше и загрузи продуктами вездеход. Бери как можно больше, с запасом. Я вот список тут составил, посмотри. А я займусь одеждой и оружием.
Следующий час был заполнен жутчайшей суматохой. Мы старались забрать с собой как можно больше, и в конечном счете набралась такая гора, что впору было не нести на себе, а везти на «КамАЗе».
— Да, многовато, — озадаченно произнес Андрей. — Ладно, постарайся запихать все это в наш кабриолет. Сейчас главное — убраться отсюда, а потом уж все рассортируем…
Стоны Ивановича становились все громче и все страшней. Я не выдержал, зашел в домик, хоть и знал, что помочь ему уже не могу. Тело мастера била постоянная мучительная дрожь. Там, где кожа обгорела поменьше, висели черные лохмотья лопнувших пузырей, сочилась беловатая сукровица и гной. Обуглившиеся до черноты руки и ноги потрескались.
— Плохо, Иванович? — тихо спросил я.
Мастер повернул ко мне обезображенную огнем голову.
— Плохо, Юрка, плохо! Умереть бы скорей!
Он схватил мою руку своей горячей, шершавой ладонью и зашептал:
— Юрик, сынок! Пристрели меня, не могу я больше мучится! Пристрели, Богом прошу!
Я отчаянно мотнул головой:
— Не могу, Иванович, не могу. Прости ради Бога.
— Да ты пойми, ты же добро делаешь. Сколько я еще так мучится буду, пока не сдохну? За всю жизнь ни одной таблетки не съел, на больничном ни разу не был, не чихнул даже ни разу. Помоги мне, прошу тебя!
