Лаура стерла запись с автоответчика. Ничего себе друг. Кто-то, кто работает с Дугом? Сколько людей об этом знает? Она почувствовала сердцебиение, и внезапно Дэвид метнулся у нее в животе. Она стала дышать медленно и глубоко, прижав руку к выпуклости, где был Дэвид. Момент нерешительности: пойти в ванную, чтобы ее вырвало, или тошнота пройдет сама? Она ждала, закрыв глаза, холодный пот выступил у нее на щеках, потом тошнота отступила. Лаура открыла глаза и уставилась на записанный адрес у себя в руке. Перед глазами все плыло, виски стискивало словно тисками, и пришлось сесть, чтобы не упасть.
Она ничего не сказала Дугу о корешках билетов, хотя помнила, что оставила их на виду. Он тоже об этом ничего не сказал. На следующий вечер Дуг повел ее в «Гротто» — итальянский ресторан, который она особенно любила, но увидел где-то за соседним столиком знакомого и разговаривал с ним пятнадцать минут, пока Лаура ела холодный итальянский суп. Он пытался притвориться внимательным, но глаза его блуждали и ему явно было неуютно.
«Он знает, что я знаю», — подумала Лаура. Она надеялась вопреки очевидному, что это все не правда, что он ей объяснит насчет билетов и скажет, что Эрик каким-то образом прилетел на один день из Чарлстоуна. Она приняла бы хоть самую малую попытку объяснения. Но Дуг избегал встречаться с ней глазами, и она поняла, что у него роман.
Она сидела в кабинете под льющимся в окна солнечным светом, и в ней боролись гнев и грусть. Может, стоило встать и что-нибудь разбить, но она сомневалась, что это поможет. Ее родители собираются в Атланту, как только родится ребенок, и все поначалу будет превосходно, но в конце концов они с матерью начнут друг от друга уставать, и посыплются искры. От матери в такой ситуации будет мало пользы; а отец будет относиться к ней, как к младенцу. Она попыталась встать из кресла, но почувствовала огромную усталость, и вес Дэвида тянул вниз, и одна рука вцепилась в подлокотник, а другая сжимала бумажку с адресом. Вдруг глаза набухли слезами, их жгло, и Лаура, стиснув зубы, сказала: «Нет, черт побери! Нет. Нет». Она не смогла заставить себя не плакать, и слезы покатились, по ее щекам.
Неизбежные вопросы падали на нее ударами молота: «Где я ошиблась? Что не так сделала? Что дает ему чужая женщина такого, что не могу дать я?»
Никаких ответов, лишь только одни вопросы.
— Ах ты гад, — тихо сказала Лаура, и слезы кончились. Глаза стали красными и припухшими. — Ах ты гад.
