«Родного неба милый свет...» | страница 21
Марья Григорьевна Бунина была женщина по тем временам весьма образованная: она не знала ни одного иностранного языка, но выписывала из Москвы и Петербурга много печатавшихся тогда русских книг.[17] Афанасий Иванович с помощью Дементия Голембиевского вел хозяйство, а Марья Григорьевна не занималась ничем, кроме чтения книг и присмотра за своими кружевницами; зато кружевницы у нее были не простые — они знали секреты и тонкости выделки знаменитых в то время «белёвских кружев».
Сальху и Фатьму поселили в небольшом домике на господской усадьбе. Они считали себя невольницами этой барской семьи (так оно и было) и, конечно, тосковали, несмотря на общее доброе отношение к ним. Они называли Марью Григорьевну «ханйм-эфён-ди», а Афанасия Ивановича — «бей-эфенди», то есть «госпожа» и «господин» по-турецки. Они кланялись и на всё отвечали: «Пеки… япарим», то есть хорошо, мол, будет исполнено.
Они были тоненькие, с черными косами, гибкие, ловкие и всегда ходили вместе. Афанасий Иванович приказал пожилой домоправительнице Василисе показать им барский дом, все усадебное хозяйство и постепенно приучать их к домашней работе.
Зимой 1771 года случилось несчастье: Фатьма простудилась и, проболев с неделю, умерла. Сальха очень горевала и безвыходно сидела в своей комнате. Зима была морозная, снежная. По ночам гудели вьюги. Одиноко и страшно было Сальхе. Но скоро она пришла в себя и снова принялась за работу. Марья Григорьевна сделала ее нянькой Варвары и Екатерины.
Из имения Сальха не отлучалась и вообще несколько лет не спускалась с «господского» холма на луг, а уж тем более не бывала в селе Мишенском, расположенном на соседнем холме. Она привыкла к лесным и луговым далям, к густому церковному звону, ясно доносившемуся из Белёва, стоящего на широкой, спокойной Оке, так не похожей на мутный и быстрый Днестр… Она уже перестала думать о возвращении на родину: Турция и Россия сделали обмен пленными, но это коснулось только мужчин, о пленных женщинах забыли: они остались в России навсегда.
Сальха стала одеваться по-русски, привыкла к суровым зимам, а когда Афанасий Иванович уговорил ее креститься, она окончательно покорилась своей судьбе. Крестным отцом ее был Дементий Голем-Биевский. Имя ей дали Елизавета, отчество — по крестному отцу — Дементьевна, фамилию — по созвучию с ее происхождением — Турчанинова. Так пленная турчанка Сальха стала русской подданной и получила из Московского губернского правления бумагу под титлом «К свободному в России жительству».
