Земля поддавалась послушно, и вырастал вдоль канавы бруствер, и надо бы еще Трофиму Михайловичу пулемет, чтобы отогнать Ваську, как паршивого фрица. Он копал, и думал, и не заметил, как рассвело и выскочила Лизавета:
— Ой, лихо!
— Не замай, — зверел Трофим Михайлович, — не замай, убью! И убил бы, каб не убежала.
«Ну, чья взяла?»
Он сидел на сырой земле в своей траншее, облокотясь руками о черенок лопаты.
— Как же выезжать, Троша? — испуганно спросила Лизавета сдавленным голосом.
— Не замай, — сказал Трофим Михайлович, — не замай, Лизавета, уйди от греха.
Он сидел на сырой земле, ногами в могиле, может, долго, а может, нет. Детишки остановились с портфельчиками. Настя — совсем барышня, и ножки при ней, и сама справненькая.
— Папа, что же это будет? Володечка тоже подрос за зиму.
— Тятька, мамка ревут…
— Идите, деточки, идите… Идите в школу, хорошо учитесь… Я тут по хозяйству… Идите, деточки…
Так чья же теперь «Волга», когда перед гаражом канава? Чья же она — того, на кого записана, или же того, у кого в руке штыковой заступ? Может быть, у кого в руках имеется труд, а не пустые разговоры? Трофим Михайлович хитро посмотрел на раннее весеннее солнце, уже залезшее на сосну. И показалось ему, что с ветки смотрит на него толковая птица грач, имея в глазу понимание.
Так чья же теперь она есть, эта зеленая «Волга»?
Он вылез из свежей канавы легко, воткнул заступ в свежую землю и пошел по блеклой дороге в лесничество. Он знал теперь, что делать. Лесничество помещалось неподалеку, за водокачкой. Он шел, и понимал свою справедливость, и думал скорее закончить, сегодня же закончить свое правое дело.
Когда он вошел во двор, голова его была ясной, как в детстве, и он полностью годился делать дело. На обширном дворе лежали привезенные для посадки тополя-малолетки с корнями, обернутыми мешковиной. Тополя эти, небольшие, мерзнущие, сдавили сердце Трофима Михайловича детскими воспоминаниями.
— С чем явился? — окликнул его кладовщик, живший при складе. Бородатый небольшой старичок в старом военном картузе.
— С добрым днем, Тимофеич, — ответил Трофим Михайлович ясно. — Хочу у вас три тополечка принять… Попробовать — пусть растут.
Старичок рассмеялся:
— Да их хоть слезами поливай — не примутся… Бери! У них корни мороженые.
— У меня вырастут… Я полью…
— Ну-ну… Бери для чуда… Запишем за тобою и поглядим…
Трофим Михайлович выбрал три тополечка, расписался и по одному, ибо все-таки были они не легкие, понес до дому.
