Филипп тяжело протопал по веранде и скрылся в доме. Мать с сыном молча смотрели друг на друга.
– На самом деле ты выиграл, Джон, – тихо сказала Элен. – Он жульничал. Ему нужно было победить любой ценой.
– Да, – Джон неловко пожал плечами. – Ты же знаешь, он просто дурачится. Незачем принимать это так близко к сердцу.
Она поняла, что сын хотел ей сказать, и уже казнила себя за то, что вообще открыла рот. Он снова замкнулся, на этот раз уже по ее вине. Если ты разлюбила мужа, скорбно подумала Элен, это не значит, что его разлюбили все. Филипп не изменился. Он не перестал быть отцом, и сын его все так же боготворит. Не отравляй Джону жизнь, сама делай что хочешь, но мальчика не втягивай. Иначе в твоей жизни не останется ни единого светлого пятна!
Ночь окутала небо и землю – густая, черная, беззвездная и безлунная австралийская ночь. А в доме теплый золотой свет настольных ламп отражался в серебре обеденного стола, накрытого на шесть персон – для хозяев и их дорогих гостей.
Рядом, в гостиной, Филипп Кёниг обдумывал предстоящий вечер, здесь же находился и Джон. Филипп стоял очень прямо, широко расставив ноги, сцепив пальцы на затылке, на лице его играла странная улыбка. Над ним висел портрет Иоганна, основателя Кёнигсхауса. Камин не топился, сейчас он был украшен зеленью, расцвеченной огоньками полевых цветов. – Чарльз!
Филипп преувеличенно радушно улыбнулся и, шагнув навстречу высокому стройному мужчине, энергично пожал ему руку, сопровождая рукопожатие чувствительным тычком в плечо.
– Рад тебя видеть, приятель! – Филипп обернулся ко второму гостю: – И тебя, Бен! А где твоя очаровательная дочь? Что ты с ней сделал?
Бен Николс провел рукой по редеющим волосам и попытался улыбнуться. У него было широкое, спокойное лицо.
– Джина наверху, у Элен, им нужно пошушукаться. Они скоро выйдут.
– Здравствуй… Чарльз. – Еще не так давно Джон говорил «дядя Чарльз», так что обращение по имени далось ему с некоторым трудом. Худощавый, сдержанный Чарльз Кёниг совсем не походил на экспансивного Филиппа, и юноше всегда казалось, что он старается поглубже упрятать свои истинные мысли.
Как не похожи братья друг на друга, подумал он. Огромный, шумный, рыжеволосый Филипп, с крупной головой и волчьей ухмылкой, казалось, заполнявший собой всю комнату, и – темноволосый Чарльз, худой и элегантный, пожалуй, даже мрачный сегодня. Все свое уважение к младшему брату отца Джон постарался вложить в крепкое рукопожатие.
