– Ну, думаю, мне пора идти спать, – пробормотала Эвис, вставая с дивана и бросив на него последний взгляд. – Доброй ночи, Бэннинг.
– Не хотите поцеловать меня на прощание? По-моему, это вполне прилично.
Он встал и неторопливо наклонился к ней, не сводя глаз с ее лица. Эвис прижалась к нему. Губы их встретились, и он почувствовал, как ее язык нежно скользнул по его губам. Наслаждение было острым, почти нестерпимым, но Бэннинг хорошо понимал, что если сейчас он откликнется на столь откровенный призыв, то назад дороги уже не будет. Вряд ли он сможет сдержать данное ей слово и ждать, когда она будет готова принадлежать ему. Обуздав свое желание, он неохотно отодвинулся, слегка погладив ее по щеке.
– Спокойной ночи, Эвис, – хрипло пробормотал он.
Эвис приоткрыла еще сонные глаза и окинула непонимающим взглядом небольшой столик возле кровати, на котором стояла ваза со свежесрезанными цветами. Только потом она вспомнила, что находится не у себя дома, а в загородном коттедже Бэннинга, на побережье. Белые хлопчатобумажные шторы на окне трепетали, словно приспущенный флаг на крепости, уже готовой сдаться на милость победителя.
Затаив дыхание, Эвис прислушалась, не понимая, что за непонятный звук встревожил ее. На первый взгляд все было нормально, гулкий рокот прибоя, шорох волн, бившихся о прибрежные скалы, шелест листьев за окном…
Но что это? Чуть слышное похрапывание где-то совсем близко заставило Эвис подскочить на кровати.
Похолодев, она не могла заставить себя обернуться. Когда же он успел пробраться к ней в комнату, вся дрожа, думала она. И почему ему вздумалось спать здесь, а не в другой спальне? Медленно тянулись минуты. Потом она все же не удержалась и, тихонько повернувшись, принялась разглядывать лежавшего в ее постели Бэннинга.
Лунный свет, выложив серебряными плитами дорожку на поверхности моря, проскользнул сквозь неплотно задернутые шторы, растекся серебристой лужицей на постели, выхватив из темноты лицо спокойно спавшего Бэннинга. Эвис с трудом удержалась от соблазна протянуть руку и потрогать жесткую черную щетину, уже успевшую покрыть его щеки и подбородок. Любой скульптор многое отдал бы за то, чтобы иметь такое лицо в качестве модели: высокие скулы, мощная челюсть, упрямый подбородок. Будь она художником, с восторгом подумала Эвис, она могла бы писать его лицо с утра и до позднего вечера – и никогда не устала бы восхищаться им.
Как странно лежать в одной постели с мужчиной, с которым тебя связывают всего несколько страстных поцелуев да еще долгие годы постоянных стычек и ссор, и при этом чувствовать, что между ними установилась какая-то непонятная близость.
