У Романова заходили желваки на щеках.
– Хорошо, подумаем, – сипло сказал он. – Посоветуемся.
Отрепьев насторожился: с кем это Романов собирается советоваться?
Александр Никитич понял:
– Я один подумаю. Ни с кем я советоваться не собираюсь. А сейчас возьми вот десяток золотых польской чеканки.
Григорий принял деньги и пробурчал вполголоса в расчете на полууслышание:
– Молодцу из царской семьи можно бы и побольше дать.
* * *
В этот же день состоялась вторая беседа. В этот раз между Александром Никитичем Романовым и Василием Ивановичем Шуйским в загородном дворце Шуйского в Дорогомилово. Тоже в задней комнате, выходящей окном на реку.
В этот раз в положении младшего был Александр Никитич.
– Ничего не выходит, – говорил Романов. – Этот дурак требует подтверждения. Говорит, Русия – страна бумажная.
– Этот дурак не такой уж дурак, значит. Его на арапа не возьмешь.
– Что будем делать?
– Искать. Есть у меня один человечек в заведении Семена Никитича Годунова.
– И что?
– А то, что туда вчера бумаги Афанасия Нагого пришли. Целый ящик.
– Нам-то из этого что?
– То… Не зря за этими бумагами Годунов с Клешниным охотились. Там письма могут оказаться очень нам нужные.
– Чьи письма?
– Марфы Нагой.
– К кому?
– К сыну своему.
– А что, у нее ecть сын? – удивился Романов. – Ничего не понимаю. Ты, Василий Иванович, умом не тронулся?
– Не понимаешь и не понимай, – посоветовал Шуйский, – голова целее будет. Может быть, я скоро тебе один документик передам. Он хорошо нашему делу поможет.
– Знаешь что, хватит меня морочить! – разозлился Александр. – От твоих секретов голова кругом идет. Поищи других дураков!
– Не сердись, Александр Никитич. Есть подозрение, что царевич Дмитрий не был убит. Убили другого ребенка. Понял?
Старший Романов перекрестился.
– А раз так, – продолжил Шуйский, – мать должна написать за эти годы ему хоть два-три письма. Эти письма и ищут Годуновы. Чтобы младенца найти.
– А нам эти письма зачем?
– А затем. Передадим одно письмо твоему монаху-жулику. Вот у него и будет документ. Бумага куда уж лучше! Александр Никитич задумался:
– Я убеждал его, что он царский сын. Незаконный сын Грозного. И убедил. Теперь его в Дмитрия переубеждать?
– Нет, не надо. Пусть он сначала под имя Дмитрия войско соберет. Письма ему помогут. А потом уже, когда в Москву войдет, пусть он откроется, что он не Димитрий, а другой сын Грозного.
Романов задумался:
– А не слишком ли мы сложные кружева плетем? Царь Иван хвастался, что за свою жизнь растлил тысячу девок и убил тысячу младенцев. Он же не дурак, он же их убил!
