— Кто здесь? — раздался от окна странный, несколько глуховатый голос. Перовскому показалось, будто бы кто-то совершенно посторонний заглянул в эту минуту из сада в окно и, под шелест деревьев, сделал этот вопрос. Перовский молчал. Раздалось недовольное ворчанье.
— Кто вы? — повторил более грубо тот же голос. — Вас спрашивают, что же вы, как чурбан, молчите?
— Русский офицер, — ответил Базиль.
— Парламентер?
— Нет.
— Так пленный?
— Нет.
Даву обернулся к вошедшему.
— Кто же вы, наконец? — спросил он, уже совсем сердито глядя на Перовского.
Базиль спокойно и с достоинством рассказал все по порядку: как он, во время перемирия, был послан генералом Милорадовичем на аванпосты и как и при каких обстоятельствах его задержали сперва Себастьяни и Мюрат, потом Бертье и, вопреки данному слову и обычаям войны, доныне ему не возвращают свободы.
— Перемирие! — проворчал Даву. — Да что вы тут толкуете мне? Какое же это перемирие, если здесь, в уступленной нам Москве, по нас предательски стреляли? Вы — пленник, слышите ли, пленник, и останетесь здесь до тех пор… ну, пока нам это будет нужно!
— Извините, — произнес Перовский, — я не ответчик за других: здесь роковая ошибка.
— Пойте это другим![36] — перебил его Даву. — Меня не проведете!
— Свобода мне обещана честным словом французского генерала…
Даву поднялся с кресел.
— Молчать! — запальчиво крикнул он, сжимая кулаки. — Дни ваши сочтены; да я вас, наконец, знаю, узнал.
Маршал, как бы внезапно о чем-то вспомнив, замолчал. Перовский с мучительным ожиданием вглядывался в его тонкие, бледные губы, огромный лысый лоб и подозрительно следившие за ним из-под насупленных бровей маленькие и злые глаза.
— Да, я вас знаю! — повторил Даву, с усилием высвобождая морщинистые щеки из высокого и узкого воротника и садясь опять к столу. — Теперь не уйдете… Ваше имя? Перовский назвал себя. Маршал нагнулся к лежавшему перед ним списку и внес в него сказанное ему имя.
— Простите, генерал, — сказал, стараясь быть покойным, Базиль, вы совершенно ошибаетесь: я имею честь видеть вас впервые в жизни.
Глаза Даву шевельнулись и опять скрылись под насупленными бровями.
— Не проведете, не обманете! — объявил он. — Вы были взяты в плен под Смоленском, освобождены в этом городе на честное слово и, все разузнав у нас, бежали…
— Клянусь вам, — ответил Перовский, — я впервые задержан при входе вашей армии в Москву… Снеситесь с генералами Милорадовичем и Себастьяни.
Даву вскочил. Его лицо было искажено гневом.
