Столяров понял, о чем она говорит:
— Вы думаете?… — начал он, но Одарка уже вскочила и живо спросила:
— Как его фамилия?
— Бахметьев… Москва… Академия Медицинских Наук… — отрывисто ответил Столяров.
Одарка и молодой геофизик одновременно бросились к радиотелефону…
* * *
В Москве в этот час была еще ночь. И все же, поднятый с постели тревожным сигналом телефона, профессор Бахметьев подошел к микрофону:
— Бахметьев слушает вас.
Послышался далекий, но ясно слышимый в комнате взволнованный голос Одарки:
— Профессор!.. Мальчик замерз…
Бахметьев высоко поднял свои седые, густые брови.
— Не понимаю… Какой мальчик?
— Юра Ветлугин… с Арктании, — еще сильнее волнуясь, пролепетала его невидимая собеседница.
— Ах, это тот самый?! — вспомнил Бахметьев. — Печально очень. Я слышал сообщение…
— Профессор! Мы знаем о ваших замечательных опытах… Конечно, мы понимаем, это не так просто… Но может быть возможно еще что-нибудь предпринять?…
Бахметьев вновь поднял брови.
— Позвольте… я не понимаю… о чем вы говорите?
— Я разговариваю с борта Арктании, — сказала совсем смущенная Одарка. — Я имею в виду ваши опыты с обезьянами…
— Вы шутите? — строго спросил Бахметьев.
— Нисколько, профессор! У нас большое горе. Поэтому я вспомнила о вас, — с жаром сказала девушка.
— Но ведь там было совсем иное, — произнес Бахметьев.
— Я знаю, там был анабиоз. Но может быть Юра еще не совсем замерз?
Бахметьев пожал плечами.
— Надо подождать. Он доставлен в больницу и там врачи определят, наступила смерть или нет.
— Летчики объявили, что Юра мертв. Меня же не покидает мысль: а что если они ошиблись? — взволнованно сказала Одарка.
— На острове Седова есть отличная больница и в ней практикуют не летчики, — с иронией ответил Бахметьев. Однако и него самого уже появилось желание взглянуть на труп замерзшего мальчика.
— Профессор! — сказала Одарка, и в ее голосе послышались слезы. — От имени всех арктанинцев я прошу вас, осмотрите его…
Бахметьев колебался:
— Но если он замера, тогда ничто не поможет…
— Осмотрите его, дорогой профессор! — взмолилась Одарка.
— Хорошо, — решительно произнес Бахметьев. — Я осмотрю его…
— Когда?! — радостно спросила Одарка.
Бахметьев взглянул на стенные часы: стрелки показывали 3 часа 10 минут.
— В пять часов утра я буду уже на острове Седова.
— Родной!.. — дрогнувшим голосом сказала Одарка, но слезы ей помешали.
— Успокойтесь, Одарка, — произнес мужской голос.
— Успокойте ее. Если есть хоть какая-нибудь возможность, мы пустим в ход все, чем располагает советская наука, — сказал Бахметьев.
