Я был “молекулярным сознанием”, вибрирующим во времени; а затем был частью кульминации слияния Шивы и Кали, близнецовых богов, которые, согласно бенгальскому индуизму, сплетены в вечном оргазме. Нейролог довольно отчетливо увидел и понял, что Шива — это одновременно и Брахма, и Иегова, и Пан, а Кали — это Нуит, и Афродита, и Пресвятая Дева Мария. Бесконечная Вселенная ощущалась как живое воплощение этой Божественной Пары, а не как мертвый механизм.
Йог достиг самадхи и наконец поверил, что мудрость адепта действительно выходит за пределы струящегося блаженства тела, которое дает чистая хатха-йога. Основанное на постижении и слиянии с всепланетным Сознанием, самадхи раскрывает нейроатомную память, которая есть у всех живых существ и в этом танцующем океане квантовой энергии ошибочно считается “мертвой материей”.
Мистик понял настойчивое утверждение Ганди: “Бог пребывает и в камне, — в камне!” Черт побери, я тоже был в камне вместе с Богом.
Поэт оценил парадокс Экхарта: “Расщепи деревянную палку — ив ней тоже пребывает Христос!”
Шаман смеялся над шутливой серьезностью Кроули, когда тот говорил одному из своих учеников, Фрэнку Беннет-ту, что святой ангел-хранитель, призываемый в этом ритуале, — не что иное, как “наше собственное подсознание”, и в то же время говорил другой ученице, Джейн Вулф, что святой ангел-хранитель — это “отдельное существо, обладающее сверхчеловеческим сознанием”.
Это верно и вместе, и по отдельности; он “нерожденный”, как говорят египетские жрецы. Еще больше Сатирик оценил блестящую шутку Кроули, скрытую в “Магике в теории и на практике”. Там Кроули выдает сексуальную йогу (как обычно, зашифрование) за разновидность жертвоприношения и утверждает, что начиная с 1912 года он сто пятьдесят раз в году приносил таким вот образом в жертву “совершенно невинное и высоко разумное дитя мужского пола”.
Жертвоприношение в сексуальной йоге — семя; это действительно “дитя мужского пола”, которое содержит в своем коде ДНК — высший разум, генетическую матрицу планеты Земля. Блаженно пошатываясь, Робот добрался до стола и напечатал: “Среди наших предков было мало настоящих леди и джентльменов. Большинство из них не были даже млекопитающими и внешне походили на аллигаторов или ящериц-ядозубов”. С тех пор меня не беспокоит типичная паранойя нашей культуры (страх перед животными); во мне закрепился импринт сторонника жизни во всех ее формах, и теперь змеи мне приятны ничуть не меньше собак или кошек.
