В наш сад кабаны не заходят: он огорожен прочной сеткой-забором. Зато часто забегает прочая лесная мелочь — ежи, мыши и хорьки: они копаются в мусорных мешках, которые мы безответственно выставляем с кухни прямо на террасу.
У соседей справа живет глуповатый йоркширский терьер, который оглушительно тявкает на нас из-за забора. Мы не знаем, как его зовут, потому что никогда не видели хозяев. У соседей слева есть толстая кошка, которая целыми днями лениво греется на солнце или ловит мышей, но явно из любопытства, а не от голода.
Наш сад больше похож на лес, но в начале марта в нем начинается буйное цветение всего того, что было беспорядочно посажено предыдущими жильцами. Крокусы цветут белым и голубым, ирисы — фиолетовым, нарциссы — желтым… Наверное, прежние жильцы скупали все, что кончалось на «сы»: во всяком случае, ни роз, ни тюльпанов у нас нет. Возле входной двери красуется странное дерево, на голых ветках которого сначала распускаются фиолетовые цветы, и лишь потом появляются листья. Подозреваю, что его название тоже заканчивается на «сы».
В тот понедельник наш дом впервые оглушил меня тишиной: я не услышала цоканья когтей по полу. Я присела на диван, и мой взгляд уперся в пустоту на его краешке. Я пошла, было, на кухню, но отсутствие собачьей миски резануло как по-живому. Решив сходить в лес, где дождь наверняка уже смыл следы ее лап, я решительно заперла за собой дверь.
Не успела я сделать и двух шагов, как к забору золотистым клубком подлетел соседский йорк.
— Привет, а где Юджи? — заорал он, вставая передними лапками на сетку забора.
— Ты разговариваешь?! — ахнула я и присела на корточки, чтобы погладить его по крошечной, размером с яблочко, голове.
— А я всегда разговаривал. Это ты мне не отвечала! Я думал, ты меня просто не видишь, поэтому встал на задние лапы и ору как можно громче!
— А-а-а! Теперь понятно. Нет, я тебя прекрасно вижу, — сказала я растерянно. — А ты не мог бы говорить потише?
— Запросто! — сказал он, немного сбавив громкость. — Так где же Юджи?
— Ее больше нет, — грустно ответила я и почесала его за ухом, заранее утешая.
— Как это — нет? — не понял он. — Ты ее отдала?
— Нет, она умерла.
— Как это — умерла? — разволновался йорк.
— Ну, как… — неопределенно сказала я, не желая вдаваться в грустные подробности. — Все рано или поздно умирают: и собаки, и люди, и другие животные… Тогда то, что от них остается, закапывают в землю, а воспоминания о них бережно хранят.
