– Привет! – ну хоть что-то хорошее за этот съемочный день.
– Привет, а я попрощаться.
– Что, прямо сейчас? – мгновенно расстроилась я. – Уже уезжаешь?
– Да, – в руках Леон теребил какую-то бумажку, – через два часа.
– У, а я столько хотела тебе рассказать! Такие удивительные вещи со мной произошли! – разочарованию не было предела.
– Напиши мне об этом в письме, – он протянул мне листок, – вот адрес.
– Ага, – я взяла бумажку, не зная, куда ее деть, на мне была окровавленная леопардовая шкура.
– Напиши поскорее, ладно?
– Могу сделать это прямо сегодня, меня так и распирает от событий. Приедешь домой, а там уже мое письмо.
– Было бы здорово. А знаешь, ты потрясающе смотришься в этом наряде.
– Ага, особенно с синяками и кровоподтеками.
Леон ничего не успел ответить – из недр студии раздался вопль Кена:
– На площадку! Продолжаем!
– Ну, я пошел, – Леон обнял меня и поцеловал, – береги себя и постарайся не попасть под какую-нибудь удивительную лошадь. Успехов тебе в кино, надеюсь прочитать о тебе на первых полосах.
– Это произойдет скорее, чем ты думаешь.
Я словно в воду смотрела, потому что уже вечерние выпуски газет запестреют статьями обо мне и фотографиями. Уже к вечеру я стану знаменитой, вернее, уже стала, но я еще не знала об этом.
Этот съемочный день, пожалуй, был самым длинным и ужасным в моей жизни! Проклятую сцену с герцогом переснимали аж одиннадцать раз! Мне уже всерьез стало казаться, что жизнь моя кончена! Особенно эти кошмарные поцелуи!.. Именно они и портили все дело. Страстные объятия снимали в конце сцены, и, если до них всё шло более-менее гладко, то концовка губила дубль напрочь.
– Ирис! – заходился в крике Кен. – Да что же это такое?!! Ты целуешь его как лягушку, даже не надеясь, что жаба превратится в принца! А ты, Мюррей?! Те же целуешь любимую женщину, а смахиваешь на насильника! Нежности больше, осел несчастный!
В общем, мучались мы как каторжные.
– Короче! – не выдержал Кен. – Когда ты, Ирис, будешь его целовать, закрой глаза! А ты, Мюррей, повернись к камере затылком!
Так мы и поступили, отсняв, наконец, проклятую сцену. Едва ли не плюнув напоследок друг в друга, «герцог» с «амазонкой» отправились переодеваться.
Еле волоча ноги, я побрела на выход, мечтая о горячей ванне и рюмочке коньяка. У моего дома виднелось целое столпотворение. Я подумала, что это, наверное, какой-то несчастный случай, но, тут эти люди увидели меня, и с криками:
– Вот она! Вот она! – бросились ко мне, щелкая фотоаппаратами.
