Подавив остатки сопротивления, щитоносцы и конники завершили побоище, разрубая топорами головы обезумевшим от боли животным, закалывая мечами или пришпиливая к земле копьями не способных защищаться воинов. Умолкли стоны и вопли, замерли последние судорожные движения. Поле боя было мертво.
Лучники вышли из леса, но «мужскую» тройку Астат тут же вернул на прежнее место — охранять отряд. Рават это заметил и, успокоившись, приказал собрать раненых и убитых легионеров. Он соскочил с седла и устало двинулся по полю боя. Работа тяжеловооруженных пехотинцев повергла его в неподдельное изумление, хотя в жизни ему довелось повидать всякое. Однако топорники редко бывали под его началом. Он отдавал себе отчет в том, сколь значительна сила ударов тяжелой пехоты, и все же одно дело — отдавать себе отчет, и совсем другое — видеть собственными глазами… Землю усеивали изрубленные трупы. Многих воинов прикончили вместе с верховыми животными, и мертвые всадники все еще «сидели» на спинах «коней». У многих трупов не хватало рук или ног. Голова одного алерца была разрублена ровно пополам топор остановился лишь на уровне шеи.
Осмотрев работу тяжеловооруженных пехотинцев, сотник перевел взгляд туда, где из тел торчали во все стороны украшенные белым оперением стрелы. Большинство алерцев, в которых попали легкие, не обладающие большой силой стрелы, нужно было добить, но в тесноте раненый всадник создавал больше замешательства, нежели труп… Не число убитых, но именно всеобщая суматоха предопределила исход битвы.
Рават покачал головой. Он никогда не хвалил солдат за то, что они исполняют свои обязанности, делают работу, за которую им платят. Не стал он делать этого и сейчас. Однако он задержал свой взгляд на Астате… и худощавый лучник, казалось, вырос от одного этого взгляда, чувствуя искреннее восхищение, признание и уважение командира.
Около тройника стояла пятнадцатилетняя Эльвина. Это был ее первый бой, и вообще, она впервые в жизни видела алерцев… Девушка послала в толпу немало стрел, и теперь ей довелось вблизи увидеть тех, в кого попали ее стрелы. Эльвина была потрясена. Рават уже успел забыть, какое впечатление производят на человека — и, пожалуй, на любое шерерское создание существа с той стороны границы. От трупов воинов и животных веяло почти осязаемой чуждостью.
Сглотнув слюну, девушка посмотрела на лежащего у ее ног алерского «коня»; судя по ее лицу, ничто на свете сейчас не заставило бы ее дотронуться до существа, на которое она сейчас смотрела. Животное размерами поменьше лошади было покрыто мягкими, нитевидными черно-серыми волосами, похожими на плесень. Копыт не было, ноги напоминали скорее собачьи лапы, только странно утолщенные на концах, корявые и бесформенные, со множеством дополнительных суставов; сотник знал, что некоторые из них блокируются или приходят в движение в зависимости от скорости бега животного, а также местности, по которой оно идет. Холка поднималась намного выше зада, так что очертаниями животное несколько напоминало зубра. Оскаленные зубы, между которыми сочилась желтая, подкрашенная кровью пена, ничем не напоминали зубы травоядного, но и клыками хищника они тоже быть не могли. Разбитая топором голова была начисто лишена чего-либо хотя бы отдаленно напоминающего уши. Глаза, расположенные между двойными толстыми складками кожи, торчали в каком-то бело-розовом студне, отчего казалось, что они могут вытечь при любом движении головы. Однако самым жутким и, в некотором смысле, зловещим был вид самих глазных яблок. Это были человеческие глаза. Самые настоящие человеческие глаза. Голубого цвета. Отличий не было никаких.
