– А прошлой ночью кто-то занял одну из этих комнат?
– Да.
– Когда?
– Не знаю точно. Знаю только, что в коробке под щелью утром были три однодолларовые купюры и что ключ взяли.
– А какая фамилия стоит в регистрационной книге? – спросил Мейсон.
– В том-то и дело, что там нет никакой фамилии. Поэтому-то я и не подумала об этой комнате, когда вы посмотрели в книгу. Тот, кто взял эту комнату, не расписался в книге.
– Давайте взглянем на нее, – предложил Мейсон.
– Понимаете, – предупредила хозяйка, – это может быть ложный ход. Но если вы уверены, что та женщина провела здесь ночь, то именно в этой комнате она и должна сейчас быть.
– Я не уверен, что это так, – сказал Мейсон.
– Давайте посмотрим.
– Вы думаете, она все еще в комнате?
– Не знаю. Допустим, что она там, тогда что? Вы будете с ней разговаривать?
– Да.
– А шума не будет?
– Никакого шума, никакой суеты и никаких споров. Я просто хочу увидеть ее, и это все.
– А обрадуется она, когда увидит вас?
– Должна обрадоваться.
– О’кей. Пошли.
Хозяйка двинулась по коридору. Ее широкая фигура колыхалась под тонким домашним платьем. Солнце, проникая через окно в конце холла, освещало ее большие ноги под тонкой юбкой. Она остановилась около одной из дверей и, взглянув на Мейсона, постучала. Никто не ответил. Она постучала еще раз, громче. Когда и на этот раз никто не ответил, хозяйка подергала ручку.
Дверь оказалась незапертой. С внутренней стороны в замке торчал ключ, и металлическая бирка, прикрепленная к нему, стукнулась о дверь, когда она широко распахнулась.
– Так, – сказала хозяйка, – она была здесь и ушла. Она спала здесь и, судя по всему, ушла рано утром, наверно, до того, как я встала. В любом случае я не видела, как она выходила.
Обстановка была точно такая же, как и в комнате, что занимал Артур Шелдон, но здесь было только одно окно, которое было приоткрыто и впускало немного воздуха. Мейсон осмотрел кровать. Тот, кто спал на этой кровати, спал или очень чутко, или совсем короткое время. Простыни были лишь слегка примяты, а на гладкой поверхности наволочки видна только одна вмятина от головы, лежавшей на подушке спокойно, в одном положении.
– Молодая, – заметила хозяйка. – Когда они постарше, то спят прямо по всей кровати. Только молоденькая может вот так свернуться в клубок, а потом уйти, оставив все как есть.
– Молоденькая, но с чистой совестью, не так ли? – сказал Мейсон вопросительно.
– Я не говорила этого. Я только сказала, что она должна быть молодой. Из тех девиц, что останавливаются здесь, чертовски мало таких, которые беспокоятся о том, чиста ли у них совесть. – Она ухватила длинный волос с подушки и опустила его на белую простыню. – Каштановый. Возможно, у нее свои такие. Уж больно хорош.
