Днем частенько наведывался Метревели. Элегантный, всегда в безупречно отутюженном костюме, он первым долгом настежь распахивал дверь на балкон, категорически отметая все возражения.
— Здесь, батенька, дышать нечем. Опять всю ночь никотином травились?
Борька, если он при этом присутствовал, возмущенно фыркал и поспешно убирался восвояси, а Андрей натягивал вязаный свитер и, виновато улыбаясь, выслушивал нотации и наставления доктора. Были они противоречивы и порою спорны, но всегда неизменно доброжелательны. К тому же слушать Сандро Зурабовича было интересно, и однажды Рудаков спросил как бы невзначай:
— А вам не кажется, что в вас умер писатель?
— Туда ему и дорога! — не моргнув глазом ответил Метревели. — Льщу себя надеждой, что был в свое время неплохим эскулапом. А это, знаете ли, куда более важно.
— Для вас? — поинтересовался Андрей.
— И для окружающих тоже! — резко отпарировал доктор.
Они помолчали. Выше этажом кто-то включил радиоприемник, и негромкая скрипичная мелодия закачалась на невидимых крыльях над золотистыми кронами деревьев, медленно тая в синеве осеннего неба.
— Должно быть, это здорово — всю жизнь делать людям добро, — задумчиво произнес Андрей.
— Это вы о ком? — вскинул кустистые седые брови Метревели.
— О вас.
— Бог ты мой, до чего же вы молоды! — усмехнулся доктор.
— Я не прав?
— Возможно, правы. Но ведь об этом не думаешь ни тогда, ни потом. Просто честно живешь на земле.
— И все?
— А что же еще? — искренне удивился доктор.
Андрей прошелся по комнате, остановился у балконной двери, закурил.
— Счастливый вы человек, доктор. Все у вас просто и ясно.
— А у вас нет?
— А у меня нет.
— Усложняете, голубчик.
Рудаков затянулся сигаретой, стряхнул пепел за барьер. Чайка заложила над парком стремительный серебристо-белый вираж, разочарованно прокричала что-то визгливым старушечьим голосом и опять устремилась к морю. Андрей проводил ее взглядом, усмехнулся.
— Чему вы улыбаетесь? — спросил Метревели.
— Завидую.
— Кому?
— Ну хотя бы вам. Даже чайке. Все знают, что им надо, зачем живут. Возьмите ту же чайку: прилетела, не понравилось, улетела обратно…
— Вы очень скучаете по дому?
— У меня нет дома, — ответил Андрей, чувствуя, как тоскливо сжимается сердце. — Это не ностальгия, доктор. Это другое. Не знаю, смогу ли я вам объяснить… — Он помолчал. — Понимаете, я родился и вырос на равнине. В маленьком плоском городке. Хива, может, слышали? Хотя, что я говорю, — вы же там бывали. Вам это нетрудно представить. Сонное, размеренное бытие. Солнечные, похожие один на другой дни. Ночи лунные или звездные с обязательной трескотней колотушек элатских сторожей. Одни и те же примелькавшиеся улочки, лица, разговоры.
