Она пощелкала круглыми выключателями — теми самыми, которыми оснастили дом до Первой мировой войны, когда впервые провели электричество.
Морин поднялась на второй этаж. Здесь было шесть спален, три ванные комнаты и ниша для отдыха в конце коридора. Мебель стояла только в двух комнатах — Мака и Хуаниты. Две ванные были в порядке, требовалось только заменить технику и освещение, третья же находилась в аварийном состоянии, наверное, с 1948 года — с той поры, как Мак купил этот дом.
Морин притащила свои сумки наверх и тут же начала опустошать шкаф и комод Мака. Одежды там было немного — в основном джинсы и клетчатые рубашки. Висели два костюма, аккуратно упакованные в полиэтилен; четыре пары ботинок — все очень старые и поношенные. Хуанита содержала дядины вещи в чистоте и порядке. В комоде не нашлось ничего интересного, но, открыв нижний выдвижной ящик, девушка наткнулась на альбом с фотографиями.
Она села на пол и принялась бережно листать страницы.
— Да это же я! — тихо воскликнула Морин, разглядывая собственные фотографии, аккуратно подобранные по годам.
Здесь были «валентинки», которые она присылала дяде, и самодельные рождественские открытки. А вот она верхом на лошади — это было в пять лет, когда она приезжала с родителями на ранчо. На десяти снимках она сидит на коленях у магазинного Санта-Клауса — ей от года до одиннадцати. Морин вспомнила, что в двенадцать лет отказалась идти сниматься в магазин и прислала свою фотографию на фоне собора Святого Патрика. Под этим снимком дядя написал:
«Моя малышка растет», Морин прижала альбом к груди и встала с пола. Она отдаст всю одежду баптистской церкви, а альбом сохранит.
Спускаясь по лестнице, она увидела тень у входной двери.
— Хуанита, это ты?
Ответа не последовало. Она продолжала спускаться и, подойдя к двери, увидела, что там никого нет.
По спине Морин побежали мурашки. На всякий случай она закрыла входную дверь на засов.
По пути в кухню она услышала, как хлопнула задняя дверь.
— Ну нет, я не сумасшедшая! — сказала девушка и бросилась в кухню.
— Хуанита!
Старая мексиканка резко обернулась. Черные глаза округлились на смуглом лице.
— Мисс Морин!
— Я же слышала, как кто-то ходит. Я так рада, что ты здесь!
— Si, я тоже, — Хуанита обняла девушку, — дай-ка я на тебя посмотреть. Ой, какая худенькая! Твой дядя Мак, ему так не нравится.
Морин улыбнулась:
— Наверное. Но я уверена, ты это исправишь.
— Si. Садимся. Говорим. — Хуанита подвела Морин к деревенскому дубовому столу и чуть ли не силком усадила ее на стул, а сама принялась хлопотать резать овощи, делать лепешки. — Как ты сюда добраться?
