— Ага, — хмыкнул Роман, — а написал ее не иначе как какой-нибудь Гольдштейн.
— Ничего подобного, — Шапиро поджал губы, — ее написал Лурье.
Все засмеялись, а Шапиро надулся и сказал:
— Не буду ничего рассказывать. Ну куда я попал? Кругом одни гои, и каждый хочет уязвить бедного еврея…
— Ладно, бедный ты наш, кончай прибедняться! — Роман положил себе еще рыбы. — Мы внимательно тебя слушаем. Так что там этот Лившиц?
— Не Лившиц, а Дымшиц, — Шапиро вздохнул. — Да-а-а… Так вот. Сама статья — ничего особенного, обычный анализ происходящего, сейчас такие анализы делают все, кому не лень. Но одна фраза! Совершенно гениальная фраза. Он сказал: взяточничество и протекционизм в России сегодня находятся на феодальном уровне. На феодальном, понимаешь?
— Ну, понимаю, — кивнул Роман.
— Ни хрена ты не понимаешь, — Шапиро махнул рукой, в которой была зажата вилка, и Боровик инстинктивно отстранился. — Ведь этот Дымшиц сказал только про взяточничество и протекционизм, но из этого логически вытекают все прочие феодальные штучки. Например, то же телефонное право. Вот ты удивляешься, как это тебя без соблюдения всяких формальностей упекли в «Кресты», а потом так же элементарно выставили за дверь. Удивляешься?
— Удивляюсь, — согласился Роман.
— Вот. А ведь это так просто! Иван Иваныч позвонил Петру Петровичу и попросил его об услуге. Тот, в свою очередь, передал эту просьбу кому следует, потом дальше, еще дальше — и готово дело: Роман Меньшиков сидит в камере. Все повязано, подмазано, заметано и покрыто. И никаких бумаг. На бумаге существует только закон. А про закон в нашей стране ты можешь забыть. И выпустили тебя точно так же — без всякого там закона. По телефонному звонку. И не было в «Крестах» никакого Меньшикова! Это всем просто приснилось. Понял?
— Ну, понял, — Роман вздохнул. — А откуда же пошли те звонки, по которым меня выпустили?
— Вот! — Шапиро воздел палец, похожий на большого опарыша. — Вот где собака порылась!
— Ну и где же она порылась? — спросила Лиза, которая с интересом слушала разглагольствования Шапиро, не забывая, впрочем, про жареную рыбу.
— Только ради вас, юная фройляйн, — умильно прожурчал Шапиро, повернувшись к ней, — только из восхищения вашей молодостью и красотой я расскажу историю освобождения ничтожного паяца из мрачной темницы. Сам он в силу своей ограниченности и самоуверенности просто не в состоянии оценить преданность и верность своего директора, который, не щадя своего кошелька и самой жизни, вступился за жалкого исполнителя блатных куплетов, попавшего в переплет.
