В это время года самые различные пары – пары разочарованные, пары пресыщенные, пары восторженные, пары, полные отчаяния из-за предстоящей разлуки, – двигались навстречу зиме, городским заботам и скучным обедам.
Машина лорда Пимроуза скользила в противоположном направлении – к Италии. То был старый «роллс-ройс», черный и бесшумный, с высоким верхом и с превосходным, хотя уже изрядно потрудившимся мотором. За рулем сидел Робер, молодой шофер с золотой цепочкой на запястье, одетый в светлую ливрею, так искусно сшитую, что, когда он снимал свою плоскую фуражку, можно было подумать, будто на нем дорожный костюм.
Рядом с ним, на переднем сиденье, засунув руки в манжеты, восседал Гульемо – в котелке, черном пиджаке и в сорочке с крахмальным воротничком он походил на священника, выехавшего за пределы своей епархии; Гульемо, не переставая, комментировал окружающий пейзаж.
А позади, отделенные стеклом, в просторной кабине, обитой бежевым сукном, в окружении многочисленных несессеров, футляров, флаконов, обшитых тесьмой подлокотников, шелковых занавесок, выключателей и ремней, за которые можно было держаться, помещались лорд Пимроуз и Жан-Ноэль.
Уже к середине первого дня путешествия Пимроуз умудрился превратить комфортабельную машину в каморку, где царил живописный беспорядок. Повсюду лежали подушечки, стопки дорожных карт, отыскать среди которых нужную было просто невозможно, книги, пачки почтовой бумаги, альбомы и путеводители.
– Принято потешаться над путеводителями, но, по-моему, это нелепый снобизм, – заявил лорд. – Под тем предлогом, что полвека назад старые англичанки выглядели смешными со своими «Бедекерами»[44] в руках, в настоящее время люди, прогуливаясь среди самых прекрасных памятников, даже не знают, где находятся. «Синие путеводители», например, просто чудесны, но, разумеется, их надо читать заблаговременно.
Ему зачем-то понадобился маленький серебряный пробочник, лежавший в шкатулке для драгоценностей. Разыскивая его, он уронил одну из жемчужных запонок и раздавил подошвой ее оправу. Старый англичанин захватил с собой бесполезные в эту пору года плед и меховую полость, на каждой остановке их приходилось вытряхивать, так как в них набивалось очень много пыли. Трудно было понять, каким образом багажник и сетки, устроенные над сиденьем, вмещали столько поклажи.
Когда Пимроуз замечал на откосе дороги красивые полевые цветы, он приказывал остановить машину, хватал Жан-Ноэля за руку, мелкими шажками семенил метров пятьдесят назад, восклицая: «Oh! lovely! Too lovely for words!»
