Лорд Пимроуз, Максим де Байос и Бенвенуто Гальбани – владельцы замка, куда прибыл Жан-Ноэль, – носили бархатные брюки различных цветов – черные, синевато-зеленые и светло-коричневые, – сандалии с множеством тонких ремешков, не закрывавшие кончики их бледных холеных пальцев; на шее у каждого висел небольшой золотой медальон, горло было укутано тонким шарфом, небрежно выглядывавшим из ворота сорочки.
Лорд Пимроуз, убегая от солнечных лучей, то и дело пересаживался с одного места на другое.
– Кристиан, my dear, will you pot the tea[24], – проговорил принц Гальбани, обращаясь к тщедушному юноше с худым угрюмым лицом, которое привлекало к себе внимание выступающими скулами и падающей на лоб челкой темных волос.
Юноша этот носил короткие брюки; густые черные вьющиеся волосы покрывали его тонкие икры; он смотрел на Жан-Ноэля недобрым взглядом, и глаза его сверкали, как два горящих уголька. Это мрачное и волосатое хилое существо производило странное впечатление.
Ячменные лепешки, сдобные булочки с изюмом и горячие пирожки, большой чайник из старинного серебра, крохотные ложечки с маленьким шариком на конце, мармелад из сладких апельсинов, мармелад из горьких апельсинов, пирожные с кремом, воздушные пирожные, слоеные пирожные с начинкой из засахаренных фруктов, в которой слегка вязли зубы, стеклянные блюдца, стоящие на серебряных тарелочках, салфеточки тончайшего полотна, такие миниатюрные, что ими можно было вытереть лишь кончики пальцев… Ел, однако, только хмурый юноша; поджаренные гренки, торты, варенье, казалось, были поставлены на стол для него одного. Остальные довольствовались чашкой чая, Максим де Байос пил оранжад.
Он поднес полный стакан оранжада к своей светло-зеленой сорочке и любовался сочетанием цветов.
– Too lovely for words[25], – заметил лорд Пимроуз, снова пересаживаясь в тень.
Жан-Ноэль с завидным аппетитом уписывал и ячменные лепешки, и сдобные булочки с кремом, и горячие пирожки.
Принц Гальбани прикрыл свою лысую голову шелковым зонтом.
Два широкохвостых голубя, ворковавшие на лужайке, умолкли, а потом вспорхнули и улетели, шумно хлопая крыльями. Стояла такая тишина, что было слышно, как кузнечик вскочил на каменную закраину колодца.
Со стороны, противоположной развалинам, здание аббатства было отделено от сельской церкви только чередой деревьев, над которыми возносилась к небу черепичная кровля колокольни. Оттуда доносились детские голоса, хором повторявшие ответы на суровые вопросы катехизиса, и еще больше подчеркивали безмятежный мир, царивший вокруг. Над могильными плитами почивших аббатов царила блаженная нега, неожиданная и тем не менее несомненная гармония между этим уединенным замком и его обитателями, между их жестами и оттенками цветов, некое тайное согласие, возникавшее из многих слагаемых и создающее в конечном счете абсолютный покой, подобно тому как слияние различных цветов спектра образует луч, не имеющий цвета.
