– А о подкреплениях еще ничего не известно? – спросил граф Кентский.
– Ничего, ваше высочество! По-прежнему ничего! Простите меня, но ваш брат король, по-моему, бросил нас на произвол судьбы.
Уже целый месяц они ждали эти пресловутые английские подкрепления. И, ссылаясь на это, коннетабль Бордо, у которого были войска, не двигался с места, ибо получил от короля Эдуарда приказ выступать только после прибытия подкреплений. Оказывается, юный граф Кент был не так уж всесилен, как думал...
Так как приходилось ждать, так как людей не хватало и было неизвестно даже, погрузились ли обещанные подкрепления на суда, его высочество Валуа беспрепятственно будет разгуливать по всему герцогству от Ажена до Марманда и от Бержерака до Дюра, как по собственному парку. И теперь, хотя дядя Валуа был совсем рядом, во главе своей длинной стальной ленты, с ним ничего нельзя было сделать!
– И вы тоже разделяете это мнение, Монпеза? – спросил граф Кентский.
– К сожалению, ваше высочество, увы, к большому сожалению, – ответил барон де Монпеза, покусывая черные усы.
Ибо он жаждал мести; Валуа в наказание за его неповиновение приказал разрушить его замок.
– А вы, Бержерак? – спросил Кент.
– Я чуть не плачу от бешенства, – ответил Пон де Бержерак со своеобразным поющим акцентом, характерным для сеньоров этого края.
Эдмунд Кентский не стал утруждать себя и выяснять мнения баронов Бюдо и Фарг де Мовзэна; они не знали ни французского, ни английского языка и говорили только по-гасконски, а Кент ничего не понимал в их тарабарщине. К тому же выражение их лиц было и без того достаточно красноречиво.
– Тогда прикажите закрыть ворота, мессир сенешаль, и приготовьтесь к осаде. А когда прибудут подкрепления, они ударят по французам с тыла, и, возможно, так будет даже лучше, – сказал граф Кентский, желая утешить самого себя.
Он почесал кончиками пальцев морду своей борзой, затем снова облокотился на теплые камни и принялся наблюдать за тем, что делается в долине. Старинная пословица гласила: «Кто владеет Ла Реолем, тот владеет Гиэнью». Вот и продержимся здесь столько времени, сколько потребуется.
* * *
Слишком легкое продвижение почти столь же изнурительно для войска, как и отступление. Не встречая сопротивления, которое позволило бы сделать остановку хотя бы на один день и перевести дух, французская армия шла и шла без отдыха уже более трех недель, точнее, ровно двадцать пять дней. Огромное войско, отряды рыцарей, оруженосцы; лучники, повозки, походные кузницы, кухни и, наконец, торговцы и содержатели притонов растянулись более чем на лье. Лошади растирали в кровь загривки, и не проходило и четверти часа, чтобы какая-нибудь из них не теряла подковы. Многим рыцарям пришлось отказаться от доспехов, ибо в такую жару там, где натирало железо, делались раны и нарывы. Пехотинцы с трудом тащили свои тяжелые башмаки, подбитые гвоздями. В довершение всего знаменитые аженские сливы тоже причинили немало бед – на ветках они казались совсем спелыми, а когда солдаты, страдая от жажды, наворовали их в садах, подействовали как самое сильное слабительное; то и дело кто-нибудь отделялся от колонны, скрываясь в придорожные кусты.
