– И вы... вы помогли ей? – прерывающимся от волнения голосом спросила девушка.
– Я? Что я мог сделать? В чужой стране?..
– Но, очевидно, вы были известны там? – предположила Незоркофф.
– Допустим даже, что был известен, но не собирался злоупотреблять своим влиянием. Преступник не стоил этого. А что касается ее, то для нее я сделал все, что мог.
Он тонко улыбнулся каким-то своим мыслям, и молодая англичанка, заметив это, не могла не подумать, что он о чем-то умалчивает, рассказывая эту историю.
– Вы сделали все, что могли, – сказала Пола. – Это очень благородно с вашей стороны. Думаю, эта девушка была вам за это признательна?
– Парня казнили, – сказал француз, пожав плечами, – а девушка ушла в монастырь. Мир потерял такую певицу...
– Мы, русские, не так постоянны, – заметила Незоркофф.
Бланш Эмери заметила удивленное выражение на лице Коуэна. Он собирался что-то сказать, но Пола взглядом запретила ему это делать, и он повиновался.
На пороге главного входа появился дворецкий.
– Обед, – объявила леди Растонбери. – Мне очень жаль вас обоих, жаль, что вы сейчас вынуждены поститься, но зато потом я обещаю вам отличный ужин.
– Будем надеяться. – Пола усмехнулась.
Закончился первый акт «Тоски». Зрители зашевелились, начались обычные в таких случаях разговоры. Члены королевской семьи, сидевшие в первом ряду на трех бархатных креслах, казалось, были очень довольны. В зале тихо обменивались впечатлениями. Единогласно было решено, что Незоркофф еле-еле поддерживает свою великую репутацию, и лишь очень немногие в зале поняли, что именно тут певица показала все свое мастерство: она сберегала голос и силы, показав Тоску легкомысленной, фривольной, играющей в любовь, кокетливо ревнивой и требовательной. И хотя голос Бреона уже не имел прежней силы, тем не менее он дал великолепный набросок характера Скарпиа-циника, изредка проявляющегося в чертах повесы. Он всего лишь позволял угадывать его тонкое коварство. В последнем пассаже, когда Скарпиа задумчиво стоит, перебирая в памяти план, который поможет ему завоевать Тоску, Бреон показал замечательное мастерство. Но вот занавес снова поднялся над сценой в апартаментах Скарпиа. Второй акт.
На этот раз Незоркофф проявила весь свой талант: она предстала перед зрителями обезумевшей женщиной, игравшей свою роль с уверенностью безупречной актрисы. Об этом говорило все: ее легкий поклон Скарпиа, ее небрежная любезность с ним, ее веселые реплики. В этой сцене Пола играла глазами, только они одни говорили на ее бесстрастном, улыбающемся лице. Только взгляд выдавал ее истинные чувства. И вот сцена муки, крушения надежд Тоски, ее полная беспомощность, когда она бросается к ногам Скарпиа, отдаваясь на его милость. Старый лорд Лекомер, знаток музыки, сделал в этом месте одобрительный жест, а иностранный посол, его сосед, прошептал:
